Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сила наполнила тело, как ветер наполняет парус, захватила бурным потоком и унесла прочь.
– Вертрана, малышка, допивай свое молоко и ложись в постель. Иначе завтра утром сапожные гномы не принесут тебе башмачков.
Голос такой знакомый, с легкой хрипотцой от постоянного кашля. Сколько же лет она его не слышала?
– Папа! Папочка! – воскликнула она. – Как же я скучала!
Сильные руки подхватили ее, восьмилетнюю пушинку, и подняли высоко-высоко.
– Когда ты успела соскучиться, моя маленькая фея? Мы не виделись всего пять минут!
Вертрана обняла отца за теплую шею, вдохнула забытый запах. Как же хорошо было в кольце его рук. Казалось, он может защитить ее от любой несправедливости и боли.
«Папа, папа, зачем же ты так рано покинул меня…»
– И я! Я тоже хочу на ручки! – раздался требовательный голос.
В кухню ворвался шестилетний Тим и запрыгал вокруг отца.
– И его на ручки! – согласилась Верта.
И вот уже оба устроились у отца на руках. Вертрана и забыла, каким огромным был ее отец, каким сильным… До тех пор как болезнь легких медленно, но верно не свела его в могилу. А что если?
Верту озарила сумасшедшая надежда. Она, не теряя времени, прижала ладони к груди отца и прошептала исцеляющую формулу, и… Ничего не произошло. У восьмилетней Вертраны почти совсем не было магии, до заветной семерки еще долгих семь лет бесконечных упражнений, слез и бессонных ночей.
– Папочка… – прошептала она, уткнувшись носом в его плечо.
– Ты не заболела, малышка? – забеспокоился тот.
– Нет, нет…
Вертрана обвела взглядом небольшую кухоньку в их старом доме, запечатлевая в памяти каждую деталь. Букет желтых кленовых листьев в глиняной вазочке на столе – Тим собрал их в подарок маме. У солонки в виде щенка, стоящего на задних лапах, отбито ухо. В дровяной печи вспыхивают, догорая, угольки. Чайник уже вскипел, из носика вьется белый пар… Бьются о стекло алые грозди рябины, резные листья колышутся, пропуская янтарные отсветы заходящего солнца.
Прошлое теряло очертания, а реальный мир требовал вернуться. Вертрана пришла в себя на узкой кушетке, укутанная в плед. Над ней нависал лорд Конор, его лицо казалось обеспокоенным. Но, увидев, что Верта очнулась, он хмыкнул и уселся на банкетку.
– С возвращением.
Верта повернулась на другой бок и неожиданно для себя самой расплакалась. «Да что с тобой такое! – ругала она себя. – Не показывай ему слабости!» Но стоило вспомнить папины руки, его ласковый голос, как слезы лились сами собой. А господин Ростран сейчас небось кривит губы в презрительной усмешке: «Я же говорил, что она жалкое создание!»
Вертрана почувствовала, как на плечо осторожно легла ладонь.
– Ты еще увидишь его, – сказал лорд Конор. – Это огромное счастье хотя бы на миг увидеть тех, кто больше не вернется. Мне это не дано.
– Да… – прошептала Вертрана. – Огромное счастье…
Хрупкое перемирие, если можно было так назвать насупленное молчание Вертраны и безразличие лорда Конора, собирающего кисточки, закончилось через три минуты.
– Завтра продолжим.
– Угу…
– А сейчас возвращайся в свою комнату и ложись спать.
– Я хотела бы посидеть в библиотеке, я еще толком не посмотрела книги…
Вертрана любила читать и уже предвкушала, как проведет час-другой в уютном кресле с книгой на коленях. А если попросить Шейлу приготовить чая, да с булочками. М-м-м!..
– Ты должна отдохнуть! – грубо оборвал ее мечты лорд Конор. – Завтра долгий и тяжелый день.
– Это приказ хозяина? – вспыхнула Вертрана, по обыкновению задрав подбородок, неосознанно подражая Эйлин – вот у кого получалось во всех ситуациях сохранять достоинство.
Господин Ростран сузил глаза, глядя сверху вниз на строптивое приобретение.
– Ты сама не понимаешь, сколько энергии потратила…
– Значит, все-таки приказ?
Тонкая кисть, которую лорд Конор не успел убрать, хрустнула в его пальцах.
– Приказ! – прошипел он.
– Тогда ничего не остается, как только подчиниться.
Вертрана сделала книксен, да так низко присела, что еле поднялась.
– Хозяин!
Господин Ростран, сжав зубы, накинул на плечи Вертраны халат поверх испачканной сорочки.
– Твоя горничная согрела воды и…
Верта закрыла за собой дверь, оборвав фразу на полуслове.
Шейла с ужасом покосилась на потеки крови, когда пришла забирать тазик для умывания и полотенце. С сочувствием посмотрела на Вертрану и бросилась разбирать постель.
– Ложитесь, ложитесь, голубушка. Бледненькая какая… Опять он за свое! Изверг!
– Он… – начала было Вертрана, но осеклась и мстительно улыбнулась про себя: а пусть думают, что хотят, изверг и есть! – Да, да. Мне надо прилечь.
Утром Вертрана обнаружила на своем столике стопку книг и записку: «Завтрак начнется в десять утра, с тобой или без тебя». Совсем недавно часы пробили восемь, значит, у нее два часа свободного времени. Верта сделала гнездышко из одеяла, поставила подушки горкой и, блаженно откинувшись на них, погрузилась в чтение.
…Потянулись дни, похожие один на другой. Вертрана тренировалась, и каждый раз у нее получалось задержаться в прошлом на более долгий срок. Три минуты, десять, полчаса. Через неделю упражнений Верта провела в детстве почти час. Готовила с мамой пирог, а потом спустилась в мастерскую папы и, затаив дыхание, наблюдала за тем, как он вырезает из кожи заготовки будущих ботинок и сапог.
Вечерами у Вертраны появлялось свободное время, но и тут скучать не приходилось. Слуги потянулись к мисти со своими маленькими бедами и просьбами. За неделю, которую Вертрана провела в доме лорда Конора, она заговорила больной зуб, вылечила изжогу, нашла потерянную сережку, избавила подпол от крыс, чем заслужила бесконечную благодарность повара и сырокопченую колбасу от него же. Колбасу пришлось отдать лорду Конору, заметившему, что из-под подушки высовывается кончик веревки.
Он молча протянул руку и так же молча унес остропахнущую добычу Вертраны, она же готова была провалиться сквозь землю от стыда. Верта сама не понимала, что на нее нашло – прятать еду, в то время как в доме господина Ространа она не голодала ни дня! Сработала многолетняя привычка: если «розочкам» удавалось каким-то чудом раздобыть припасов, то их прятали в постели – в единственном месте, куда Богомолиха не совала свой длинный нос.
А главное, Верта в очередной раз подтвердила, что она «жалкое создание», неровня чистокровному аристократишке. Совершенно убитая, она опустилась в кресло у камина, спрятав лицо в ладони.