– Ну, давайте, твари, жду вас, – прошептал он. – Что же вы не идете?

Может, показалось? Кошка пробежала, вот овчарка Гуля и взбеленилась. Она носилась по двору, но лаяла уже спокойнее.

Иван подобрался к подоконнику, приподнял голову. Полная луна освещала часть огорода, засаженного картошкой, плетень из прочных жердин. В доме еще три окна, смотрящих на разные стороны света.

Как же правильно он сделал, что позавчера вечером увез отсюда семью и спрятал у хорошего знакомого в соседнем селе. Иванка плакала, бросалась на грудь, но он был непреклонен. Мол, спрячьтесь, родные. Так всем спокойнее будет. Я уж сам попробую справиться с непростой жизненной ситуацией.

Тащились минуты, пот стекал со лба, он слушал, всматривался в заросли бурьяна. Не тот ракурс. Отсюда незваные гости могут и не пойти. Собака лаяла на другой стороне дома, но скоро затихла. Иван перевел дыхание, утер испарину тыльной стороной ладони.

Вдруг собака снова взорвалась. Он прекрасно знал, какова эта псина в бешенстве. Горло перегрызет играючи. Похоже, Гуля бросилась на кого-то. Грохнул выстрел на западной стороне, сменился тоскливым воем! Не пощадили собаку, уроды. Эх, Гуля-Гуля, спасибо тебе, что предупредила.

Он передернул затвор, откинулся к стене, старался сохранять спокойствие, выдержку. Иван услышал топот по двору, молодецкий свист. Разбилось стекло, что-то влетело в пустующую спальню. Прогремел взрыв. Наступательная граната. Дом не рухнет, но разрушения неизбежны. Вот поганцы!

Он стиснул зубы, терпел. На улице кто-то гоготал, люди оживленно перебрасывались словами. Пусть думают, что прикончили его.

Иван не стал обуваться, босиком вывалился из комнаты, сунул нос в спальню. Взрывом вынесло оконную раму. Осколки понаделали дыр в стене. Покорежилась, потеряла ножку кровать, на которой они с Иванкой провели немало упоительных ночей.

Ярость брызнула из Ивана Коломойца. На развороченный подоконник уже кто-то лез, очерчивался силуэт на фоне иссиня-черного неба. Он прыгнул в проем, ударил короткой прицельной очередью. Бандит взвизгнул, опрокинулся на улицу. Иван злорадно захохотал.

– Коломоец, ты труп! Тебе конец! Выходи лучше сам! – услышал он.

Простучала очередь на восточной стороне. Там тоже рассредоточились ночные демоны. Разбилось окно на кухоньке.

Иван ударил в пустой проем, чтобы пока не лезли, влетел на кухню, припал к окну. Он видел, как от соседского участка отделились две фигуры, пригнувшись, бежали к дому. Целиться было неудобно.

Коломоец прыгнул в разбитый проем, стал стрелять короткими очередями. Бандиты залегли и начали отползать, огрызаясь из немецких «МР-40». Они отрывисто перекликались, были везде! Целая прорва привалила! Знают, что малым числом Ивана Коломойца не взять!

Боевики открыли шквальный огонь со всех сторон. Билось стекло, крошилось дерево, падали на пол семейные фотографии, фарфоровые статуэтки, зазвенел и покатился медный самовар. Коломоец рухнул на пол, закрыл голову руками. Светопреставление продолжалось несколько секунд. Потом бандиты стали перезаряжать оружие.

Он подхватил автомат, бросился к окну, выходящему на северную сторону. Пустырь, десять метров до ворот. Калитка в них неприкаянно болталась, за ней мерцал поганец в широченных галифе и немецкой кепи.

Он прицелился, отогнал демона от калитки, потом бросился в спальню, куда недавно прилетела граната, стал лупить в окно. Бандиты сюда еще не лезли, чего-то ждали. Потом Иван перебежал в кладовку с оттоманкой. Его автомат затрясся.

Трещал и ломался плетень. Кто-то покатился в бурьян, там засверкали огненные вспышки.

Магазин иссяк. Коломоец вставил новый диск, передернул затвор, побежал на кухню, скрючился под подоконником, дал пару очередей.

Бандиты не ожидали, что встретят такое сопротивление, пришли в замешательство. Они беспорядочно стреляли. Пули рвали занавески над Коломойцем, но буйную голову щадили.

«Может, все же есть Бог на белом свете? – Он сплюнул. – Надо же, какие глупые мысли в башку лезут!»

Повалился шкафчик за спиной, который держался на честном слове.

Иван снова побежал по дому, стрелял из окон, увертывался от пуль, которые носились по хате, словно пчелы. Все же бандиты подбирались к стенам, он не мог их удержать. Они перебегали, прятались под фундаментом в слепой зоне. Коломойцу приходилось экономить патроны – последний диск в автомате.

В спальню снова влетела граната. Хорошо, что в этот момент он находился в горнице. Стены пока держались.

Иван понял, что сейчас полезут, бросился в спальню, где пронзительно воняло пороховой гарью, плавали клубы дыма. Он прошелся очередью по окну и правильно сделал, кого-то зацепил. Бандит вывалился наружу, стал кричать, что его ранили в ногу, а это больно, тысяча чертей!

Коломоец добежал до комнаты, когда опять разразилась пальба. Озверевшие бандеровцы лупили из всех стволов. Гранат у них, похоже, больше не было. Они скрючились под входной дверью, стреляли в район щеколды, чтобы высадить ее.

Иван заметался – обложили, черти! Но ничего, он еще поживет. Они у него попляшут! Не истребите, твари, всех коммунистов!

Дождавшись паузы, Коломоец бросился к лестнице, взлетел на чердак. Он прекрасно знал этот дом, мог ходить по нему с закрытыми глазами. Иван вылез из квадратного люка, покатился по полу. Снизу его не пробьют, он солидный, толстый.

Снаружи бандиты продолжали палить – исключительно для острастки, словно его еще можно было чем-то напугать. Он не чувствовал страха. Делай свое дело, а потом решишь, насколько дорога тебе жизнь.

Повалилась входная дверь под ударами сапог. Несколько человек ввалились в хату, открыли огонь наугад, куда глаза глядят.

– Олухи, он на чердаке! – заорал самый сообразительный мерзавец.

Вся компания, громыхая башмаками, кинулась к лестнице.

Коломоец того и ждал, выдернул чеку, скинул вниз гранату. Ослепительная вспышка сопровождалась громом и немалыми разрушениями. Лестница обрушилась, развалилась на несколько кусков. Кого-то убило, кто-то получил серьезные увечья. Боевики истошно вопили, проклинали вонючего коммуняку. Выжившие палили в люк.

Иван выпустил в черноту скупую порцию свинца. Раненый захлебнулся кровью. Кто-то выползал из-под обломков лестницы, кашлял в дыму, оглашал пространство заунывным стоном.

В магазине еще оставалось немного патронов. Коломоец кинулся к чердачному окну, прижался к раме, аккуратно высунулся. Окно выходило на пустырь перед крыльцом. Разбитые ворота, за ними трава по пояс, дорога. Ржавый остов взорванного трактора, который некому было убрать, телега со сгнившей соломой, глубокий кювет, дальше тьма. В соседских домах ни одна лучина не горела, все попрятались по закоулкам и подвалам.

На помощь он и не рассчитывал. В истребительном отряде числились четыре бойца. Двое погибли. Степка Охрименко не вынес тягот, собрал семью и рванул в Тусковец, вот только, судя по молве, не доехал.