– Потерпи, Дерек. Ты же знаешь, что тебе пока нельзя выходить.

– Моя мать еще не уехала?

– Нет.

– Ладно. Скажи ей, пусть придет после обеда.

– Уверен? – с сомнением переспросил Каллеман. – Думаешь, у тебя хватит сил…

– Перестань вести себя, как наседка, – перебил его Горн. – Лучше помоги мне снять эту ресову повязку. Надоело изображать ущербного инвалида.

– Может, позвать Кэтрин? Пусть посмотрит…

– Ты стал плохо слышать, Эрикен? Мне больше не нужна сиделка.

– Ладно, не кипятись. Сейчас попробую размотать эти бинты.

– Там на столе остались ее ножницы, – подсказал Горн.

– Я тебе что, врач? – буркнул маг. – И магию не применишь, рес знает, как она на тебе отзовется? Придется так…

Каратен ураз! Я представила, как Каллеман грязными руками снимает повязку, вспомнила белесые следы от раствора, оставшиеся на коже, и не выдержала. Потянув на себя дверь, вошла в комнату и остановилась перед своим бывшим пациентом.

– Кэтрин?

Каллеман с сомнением посмотрел на меня и тут же перевел взгляд на Горна.

– Дайте я сама, – отстранила мага.

Нашла на столе пузырек с обеззараживающей настойкой, протерла руки, взяла ножницы и подошла к Горну.

Тот молчал, но я видела, как напряглись на его щеках желваки. Что ж, терпите, ваше сиятельство. Я тоже не в восторге от необходимости с вами видеться.

– Занавесьте окна, – велела Каллеману.

Тот сделал неуловимый пасс, легкие атласные шторы скрыли серый свет осеннего утра, а я, не говоря больше ни слова, аккуратно срезала бинты и удовлетворенно кивнула. Выглядел Горн неплохо. За ночь сошли последние отеки, раны окончательно затянулись и исчезли, и лишь небольшой белесый шрам на виске напоминал о былых травмах. Все-таки регенерация у магов что надо! Всем бы моим пациентам такую.

– Попробуйте открыть глаза, – сказала я Горну.

Слова прозвучали хрипло.

В лице графа что-то неуловимо дрогнуло. Он судорожно выдохнул, сцепил за спиной руки, а потом замер ненадолго и медленно поднял веки.

Рес! Мне показалось, что меня ударили поддых.

Ну и взгляд! Никогда не видела таких глаз… Да что там! У магов попросту не бывает таких глаз! Основной признак наличия магии – темная радужка. А у графа она была светло-серой, с пронзительной чернотой внутри. Страшной, холодной, жестокой… Эта концентрированная чернота напугала меня до дрожи. Я боялась Каллемана?! Забудьте! По сравнению с Горном он выглядел невинным ягненком.

– Что вы видите?

Я отвела взгляд, стараясь не смотреть на графа.

– Все, – бесстрастно ответил Горн.

Странный человек… Другой бы на его месте хоть как-то выразил эмоции, а этому хоть бы что! Бревно бесчувственное!

– Пару дней нужно будет побыть в затененной комнате, – тихо обратилась к Каллеману. Глядеть на Горна не было ни сил, ни желания. Я даже пожалела, что сняла с него повязку. Таким, как граф, лучше вообще не смотреть в глаза окружающим!

– Позовите доктора Кауница, пусть осмотрит милорда и скорректирует схему лечения. Отвар жвальника Его сиятельству больше не нужен.

Я коротко поклонилась и пошла прочь. В груди закипало какое-то незнакомое чувство. Хотелось то ли громко выругаться, то ли разбить что-нибудь. То ли разреветься.

«Соберись, Кейт! Ты же не тряпка!»

– Дерек, и ты вот так просто ее отпустишь? – возмутился Каллеман.

Горн ничего не ответил. Я чувствовала его взгляд – между лопаток словно кинжал вогнали, – но граф молчал.

– Подожди меня внизу, – не добившись от друга ответа, буркнул маг.

Я аккуратно закрыла за собой дверь.

* * *

– Тут тридцать ронов.

Каллеман положил передо мной мешочек с монетами.

– Благодарю, милорд.

– Вот еще десять, – на стол посыпались серебрушки. – Премия, – пояснил маг.

Неужели? Чудеса какие-то!

Деньги исчезли в моей сумке.

– Мне еще нужны рекомендации, милорд.

Я твердо посмотрела на мага. Премия – это хорошо, но без рекомендаций в бюро лучше не возвращаться.

Каллеман недовольно нахмурился и взглянул на меня с плохо скрытым раздражением, правда, ничего не сказал. Открыв ящик стола, он достал оттуда стопку бумаги и молча принялся писать.

– Держи, – спустя пару минут протянул мне размашисто исписанный лист, скрепленный подписью и оттиском перстня.

– Спасибо, милорд.

Убрав рекомендацию в потайное отделение саквояжа, я поднялась и поправила ремень лекарской сумки. Нужно было прощаться.

– Всего доброго, милорд.

Заставив себя улыбнуться, еще раз поправила сумку и повернулась, собираясь уходить. Поезда на Бреголь ходили не так часто, и лучше было поторопиться.

– Куда тебя переправить?

Вопрос заставил меня обернуться и удивленно уставиться на мага. Неужели он готов перенести меня порталом? Чудеса…

– В Бреголь, милорд. В «Серую утку».

Я отвечала коротко, воюя со своей совестью. Та требовала рассказать магу о ночном нападении, а здравый смысл убеждал молчать и держаться от лордов подальше.

«Горн тебе никто, и ты не должна о нем переживать. Тем более сейчас, когда он почти здоров. И вообще, какое тебе дело до аристократов? У них своя жизнь, у тебя – своя».

Я покорно соглашалась со своим внутренним голосом, а уже в следующую минуту готова была наплевать на рассудок и предупредить Каллемана.

– Иди сюда, – приказал маг.

Он сграбастал мою ладонь, вскинул правую руку, прошептал что-то еле слышно, и перед нами открылся телепорт. Меня всегда поражало, с какой легкостью Каллеман строил порталы. Удивительное умение! Обычно для переходов использовались специальные камни, апесы, в которых были заложены нужные координаты. Стоили апесы дорого, и большинству дартов были не по карману. Повозки, пролетки, мобили, поезда – все эти средства передвижения с успехом заменяли телепорты. И лишь самые обеспеченные жители королевства могли позволить себе портальные камни. А уж самостоятельно организовать переход способны были только маги Первой когорты.

Я покосилась на своего спутника. Высокий – на две головы выше меня – жилистый, худощавый. Он весь был словно сжатая пружина, столько в нем вибрировало скрытой мощи и силы. Каллемана трудно было назвать красивым, но ум и уверенность, светящиеся в темных глазах, заставляли забыть и об излишне худом лице, и о длинноватом носе, и о тонких, упрямо сжатых губах. Наверное, впервые за все время я смогла посмотреть на мага отстраненно, без предвзятости и страха. Даже его ладонь, сжимающая мою, больше не казалась ледяной. Осознание того, что скоро мы расстанемся навсегда, порождало в душе какое-то странное чувство и лишало привычной неприязни.