он с того, что очищал пергамент от чешуек и налета, заглаживал поверхность пемзой, затем с помощью линейки и шила размечал строки и столбцы. После чего принимался непосредственно за писчую работу. Какие-то из книг, над которыми он трудился, могли быть богато иллюминированы, то есть снабжены иллюстрациями, — псалтыри на латыни, романы на французском, тексты которых были написаны золотыми, серебряными и пурпурными чернилами и дополнены позолоченными инициалами. Украшенные накладками из слоновой кости и металла на деревянном переплете, эти искусно сделанные тома стоили баснословно дорого. Однако большая часть книг состояла из простых страниц с разборчивым рукописным текстом, переплетенных и вставленных в обыкновенные деревянные доски, разве что оклеенные кожей без тиснения для дополнительной защиты. Студенты нередко переплетали для себя несколько книг в своеобразный сборник под одной обложкой. Но и такие более дешевые тома стоили немало, учитывая не только стоимость пергамента, но и огромный труд, необходимый для их производства. Чтобы переписать Библию, требовалось около пятнадцати месяцев. Книги были ценной собственностью, которую нередко закладывали, сдавали в аренду и перепродавали. Основными арендаторами были студенты. Как правило, учащийся брал книгу в аренду, чтобы ее копировать. И платил арендную плату за каждую pecia[37] — шестнадцать столбцов по шестьдесят две строки, по тридцать две буквы в каждой, — равную денье или полденье. Прилежный ученик мог и самостоятельно создать себе библиотеку, но эта работа стоила долгих бессонных ночей. Внизу последней страницы многих книг стояла надпись: «Explicit, Deo Gratias» («Окончено, слава богу»). Некоторые студенты завершали труд на более шутливой ноте: «Да продолжит скриптор копировать и выпьет хорошего вина»; «Книга окончена, да получит ее мастер жирного гуся»; «Пусть достанется скриптору хорошая корова и лошадь»; «За его писчий труд да будет награжден ее изготовитель прекрасной девушкой»; «Да получит переписчик корову и прелестную девушку».

Хранили книги не на открытых полках, а в запертых сундуках. Студентов, одалживающих книги, предупреждали не оставлять на полях отметины ногтями и не использовать соломинки с пола лекционного зала в качестве закладок. Еврейский трактат по этике предупреждал, что человек не должен выражать свой гнев ударами по книге или битьем книгой других людей. Рассерженный учитель также не имел права огреть книгой скверного ученика, а ученик — пытаться отражать нападки в свой адрес книгой.

Несмотря на значительную стоимость, книги расходились большим тиражом. Оппонент Абеляра отмечал, что «книги того пересекают море, преодолевают Альпы… проходят все королевство и провинцию». Обыкновенный, или законный, книжный оборот усиливался еще и черным рынком. Многие школяры заимствовали книги и копировали их тайно. Иоанн Солсберийский одолжил книгу одному другу из Кентербери и позже называл последнего «тем кентерберийским вором, удерживавшим „Поликратика“ до тех пор, пока не сделал с него копию». Святой Бернард писал желающему взять у него книгу: «Что касается книги, которую вы просите… есть один наш друг, уже давно хранящий ее у себя с рвением не меньшим, чем движущее вами в желании ее получить. Вы получите ее при первой же возможности и можете ее читать, но я не разрешаю вам ее копировать. Я также не давал вам разрешения копировать другую книгу, которую вам одолжил, однако же вы это сделали».

Копиисты не всегда отличались точностью. Нередко авторы заканчивали свои книги требованием: «Заклинаю того, кто станет переписывать эту книгу, Господом нашим Иисусом Христом, грядущим со славою судить живых и мертвых, чтобы он сопоставлял то, что переписывает, и усердно исправлял по книге, откуда переписывает, а также поместил это заклинание в свою книгу».

Сами тексты редко сочинялись прямо на пергаменте. Авторы обычно писали на восковых табличках, которые отдавали переписывать скрипторам. Если текст сочинялся на национальном языке, то он мог диктоваться писцу, который записывал его сначала на восковой табличке, после чего переносил на пергамент.

Даже самые роскошные иллюминированные манускрипты не были лишены мелких изъянов. Художник-миниатюрист не всегда оставлял место для подписи к изображению, которое приходилось каким-то образом размещать на странице, зачастую втискивая вплотную к основному тексту. В таком случае подписи могли быть сделаны красными чернилами. Бывало, что иллюминатор предусматривал место для подписи, но скриптор оставлял его незаполненным. Пустые участки столбцов — тексты в большинстве книг расположены в две колонки — показывают, что текст занял меньше места, чем под него было отведено. Повсюду на полях можно встретить добавления в виде пропущенных невнимательным скриптором слов. Иной раз художники обращали такие ошибки в шутку. Так, пропущенный в тексте стих был затем добавлен сверху страницы, а фигура писца на полях дергала за веревку, привязанную к первой букве выпавшей строки, тогда как второй человек выглядывал из текста в том самом месте, где она должна была находиться, готовый схватить веревку и втащить строку на место.

Сам стиль письма претерпел ряд важных изменений на протяжении Средневековья. На закате Римской империи римские угловатые заглавные буквы трансформировались в менее парадный «упрощенный» стиль, из которого постепенно образовались строчные буквы алфавита. «Каролингский минускул», возникший при Карле Великом в школе Алкуина в Туре, увенчал это достижение алфавитом, в котором заглавные и строчные буквы четко различались не только размером, но и формой. В XIII веке в Северной Европе процветал новый, более изысканный стиль письма: готическое написание с жесткими, узкими заостренными буквами, выполненными жирными линиями, контрастно чернеющими на странице.

Книготорговцам42, богатым людям, университетам и библиотекам были доступны самые разнообразные книги43. Из латинских классиков — античные поэты и более поздние дидактические поэты, кроме того, пользовались популярностью современные научные тексты и переводы классических трудов, книги по праву (такие как «Свод» и «Дигесты» Юстиниана, «Декрет» Грациана), медицинские книги Галена и Гиппократа, работы по теологии и философии, «вокабулярии» (словари важных терминов), книги «фраз» (афоризмов), хроники, энциклопедии и компиляции.

Однако этим увесистым латинским томам уже составляли серьезную конкуренцию книги на французском. Все чаще люди стали испытывать желание что-нибудь почитать, особенно вслух, и для многих это было вполне доступное развлечение. Жития святых, биографии, dits («ди»[38] — стихотворения, посвященные таким злободневным темам, как, например, крики парижских уличных торговцев), парафразы сюжетов античных писателей, морализаторские поэмы — все это пользовалось популярностью. В большой моде был довольно занудный «Роман о Розе», аллегорическое произведение Гильома де Лорриса, в котором Любовник стремится завоевать свою Даму, в чем ему помогают и препятствуют разные аллегории, такие как Любезность, Стыд, Опасность, Разум, Жалость. Многие книги были написаны скорее для развлечения, чем назидания, — как, например, «Сатира Гийо», жонглера из Прованса, или «Плач Матфея».

Серия сказок в стихах «Роман о Лисе» пользовалась большой популярностью