– Я уже однажды послушал тебя. Больше не совершу такой ошибки. Я думал, что отпускаю тебя на попечение Эми и вы вместе позаботитесь о ребенке. Теперь я сам обо всем позабочусь, – он достал телефон, давая понять, что разговор закончен:

– Мартин, – сказал мужчина в трубку, – Джо возвращается домой. Я бы хотел, чтобы ты позаботился о ней, – он окинул взглядом девушку, сидящую рядом, – она сильно истощена и морально, и физически, – он некоторое время слушал старика. – Не ворчи, если бы я знал, что так будет, то и не отпустил бы… – он снова замолчал, – я знаю, что ты говорил… – закончив разговор, он выглядел как отчитанный мальчишка. – Мне досталось из-за твоего упрямства, – обиженно бормотал он с полуулыбкой, довольный, что снова переборол это ее упрямство.

Им оставалось ехать около часа, когда Даррен, кинув очередной взгляд на Джо, обнаружил, что с ней что-то не так. Девушка тяжело дышала, а ее лоб покрыла испарина.

– Только не говори, что началось, – притормаживая на обочине, сказал он.

– Я не знаю, – она сложилась от боли на несколько секунд, – я впервые собираюсь рожать.

– Еще слишком рано, – он старался не выдавать волнения, чтобы не пугать Джо.

– Звони Мартину… – прошептала она.

Даррен старался ехать как можно аккуратней, потому что Мартин заверил его, что у них полно времени, раз воды еще не отошли.

– Потерпи, малыш, – Даррен, не сводя глаз с дороги, поглаживал живот Джо, – ч-ч-ч… – успокаивал он снова скрутившуюся от боли девушку.

Мужчина мерил нервными шагами коридор перед родовой. Прошел не один час с начала схваток, и сейчас Даррену было страшно.

– Мартин, почему так долго? – нетерпеливо спрашивал он, наверное, в тридцатый раз.

– Успокойся уже. Я же сказал, все идет по плану, все протекает даже хорошо для таких ранних родов.

– Они ведь не пострадают оттого, что это произошло сейчас?

– Даррен, семь месяцев – нормальный для родов срок, современная медицина позволяет и шестимесячных младенцев выхаживать, а порой и более ранних.

– Сходи узнай, – нетерпеливо перебил его Даррен, – она запретила мне входить… Иди ты.

Старик скрылся за дверью, и следующий час оказался для Даррена самым мучительным за всю его жизнь. Он слышал крики Джоди, а Мартин все не возвращался…

Дверь медленно открылась, и в проеме появился старик с маленьким свертком.

– Джо просила показать его тебе, – Мартин протянул шевелящийся комочек шокированному Даррену, который невольно потянул руки навстречу, бережно принимая малыша.

– Мой маленький… – прошептал Даррен, вглядываясь в крошечное личико, – привет, – ребенок хмурился, заставляя Даррена улыбаться сквозь слезы умиления, – я твой папа, – бормотал он, не отрывая глаз от малыша.

Мартин довольно ухмыльнулся:

– Хм, домработница, домработница… Я так и знал, что что-то тут не ладно.

– Как Джо? – прервал его домыслы беспокойный голос Даррена.

– Она в полном порядке, – успокаивающе протянул старик, одобрительно похлопав Даррена по плечу. – Позже сможешь увидеть ее.

***

Прошло около двух часов, прежде чем Даррен смог навестить Джоди.

– Как ты? – прошептал он, присаживаясь рядом.

– Будто меня поездом переехало, – болезненно усмехнулась девушка вспоминая слова Даррена после аварии.

– Ну, к счастью, поезда там не было, – улыбнулся он, нежно поглаживая ее лицо.

– Ты его видел? – прошептала она трепетно. На ее глаза навернулись слезы.

– Он лучшее, что было в моей жизни, – он поднял ее обессиленную руку и приложил к губам, – как и ты. Спасибо.

***

Через несколько дней Джо с малышом выписали домой. За это время Даррен оборудовал комнату Джоди всем необходимым.

– Если ты захочешь, я найму помощницу, но, вообще, я взял отпуск, чтобы заботиться о вас.

– Не нужно было, я сама…

– Отныне мы будем делать так, как я решу.

– Но…

– Никаких «но», Джо. Твое упрямство пока привело только к ранним родам, – серьезно отрезал он.

Девушка, обиженно надув губы, замолчала.

***

Это было тяжело. Они словно семья, но без возможности даже прикоснуться друг к другу. Даррен фактически жил следующие два месяца в комнате Джо, засыпая в кресле с малышом в руках, наблюдая, как Джоди кормит ребенка, вместе борясь с ночными коликами.

– Я люблю вас, – каждый вечер неизменно шептал Даррен, укладывая малыша в кроватку.

Сегодня был особенный день, и рано утром Даррен, выскочив из комнаты, отправился встречать доставку. Изучая по пути корреспонденцию из почтового ящика, он проводил курьера в дом, чтобы тот мог украсить зал к празднику.

В его голове был еще целый список заданий, но все вдруг улетучилось, когда он заметил странное письмо. Опустившись на диван, мужчина вскрыл конверт, в котором было короткое послание от нотариуса Эми, письмо, очевидно, написанное самой Эми, и какие-то довольно старые документы с основным фигурирующим именем «Ариана Гарден», в смысл которых Даррен пока не стал особо вдаваться, решив изучить все по порядку. Первое он быстро просмотрел: «…личная просьба покойной – передать письмо с документами Даррену Льюису…»

Он развернул письмо, безошибочно узнав почерк, которым на протяжении всей его жизни были подписаны открытки на Рождество.

«Прости меня, Даррен, – начал читать он исповедь Амиры, – я была не лучшей сестрой, используя тебя в качестве средства для получения твоей части наследства и пособия за опеку над тобой, которую я не исполнила и на долю…

Понимание пришло ко мне слишком поздно, только когда смерть подошла ко мне очень близко впервые. Тогда, после комы, все заметили, будто я стала другим человеком. Наверное, отчасти так и было.

Мне приснился сон, словно бы из прошлой жизни, где ты и моя Джо были невероятно добры ко мне…

Проснувшись, я, наконец, осознала, что так оно и есть.

Вы любили меня, несмотря на то, что я была несправедливо жестока к вам. В отличие от моих сыновей, которых я слишком избаловала, и которые после смерти их отца стали вовсе неуправляемы. Я вдруг осознала, что не могу положиться на них. Мало того, да простит меня Бог, я подозреваю, что это их пьяный дебош был виной того пожара, в котором погиб мой муж. Конечно, они не стали бы губить собственного отца. Но я имею все основания полагать, что они устроили поджог, желая напугать Джо, ведь с самого детства они испытывали неприязнь к бедной девочке, и эта неприязнь со временем переросла в откровенные издевательства над моей дочкой.

Это ужасно, я знаю… И было бы лицемерием, если бы я сказала, что якобы отправила малышку подальше ради ее же блага. К сожалению и моему великому стыду, я слишком поздно поняла, что она важнейший человек в моей жизни.