Дрожь пробежала по тому месту, где он коснулся меня. Частично протанцевала по моей икре, а частично проскочила между моих ног и уютно устроилась там. Мое первое интимное прикосновение мужчины с момента «X». От него мое тело не напряглось и не закрылось. Ему понравился вес головы Айзека на коленях. Его темная щетина контрастировала с моими белыми джинсами.

На щеках появился румянец, и я прошептала:

– Да, мой господин.

Айзек повернул голову, уперев подбородок мне в бедро. В этой сцене он должен был выказывать насмешливое презрение, спрятанное под фальшивым юмором, но его слова напоминали флирт.

– Думаете, у меня грубые манеры?

Я уже знала из учебника Spark Notes, что грубые манеры = секс.

Мой румянец стал ярче, и я села прямее.

– Я ни о чем не думаю, мой господин, – ответила я, и мои мысли были поглощены каштановыми волосами и желанием запустить в них пальцы.

– Интересная мысль, улечься между ног дамы.

Боже. Еще одна волна жара промчалась по мне, устроившись между ног, словно это он так приказал.

– Ч-что, господин? – заикаясь, произнесла я шекспировские слова.

– Ничего, – ответил он.

Я пыталась не забывать, что Гамлет играл с Офелией, но мои слова вырвались с тихим провокационным смешком.

– Вы веселы, мой господин?

Айзек многозначительно улыбнулся.

– Кто, я?

– Да, и вправду веселы, – сказал Марти, разбивая это мгновение подобно кузнечному молоту. – Мне кажется, все слишком весело. Мне придется дать несколько указаний.

Айзек мгновение помедлил, потом поднял голову с моих колен и сел на пустом стуле рядом со мной. Я положила руку на место, где только что был он, чтобы ощущать это тепло чуть дольше.

Мартин потер подбородок одной рукой.

– Мне нравится ваш прогресс. Я вижу разницу в вашем отношении, фамильярности, – он повернулся к Айзеку. – Но ты слишком мил.

Айзек фыркнул.

– Я мил?

– Все бывает в первый раз, – заметила я.

Он игриво толкнул меня плечом, не глядя на меня, но на поверхность вырвалась его улыбка с поклонов «Эдипа», пустив трещину по моему блоку льда. Серебряный луч света во тьме. Я знала, что он простил меня за то, что не показала ему дом, в то время как мне стало еще хуже при мысли, что приходилось прятать его.

«Я не хочу прятать его. Мне хорошо с ним».

– В тот раз, Айзек, ты был раздражен, – сказал Марти. – В этот раз ты мил. Вернись к раздражению и создай несколько слоев ваших чувств друг к другу. Строй на том, над чем мы работали в прошлую субботу.

Айзек кивнул.

– Да, конечно.

Мартин повернулся ко мне.

– Уиллоу, мне нравится твоя нервозность. Офелия – приличная дама, а Гамлет ведет себя неподобающе для принца. Твоя первоначальная напряженная, шокированная реакция была гениальной. Но потом ты… Как бы деликатно это сказать? Казалась возбужденной.

Мои глаза расширились, и разряд электричества промчался по позвоночнику.

Мартин повернулся к Айзеку.

– Ты тоже казался влюбленным, если подумать об этом. Прямо сейчас эта сцена больше напоминала «Ромео и Джульетту».

Я не осмеливалась смотреть на Айзека, и мой взгляд стал искать убежища в аудитории. Он наткнулся на Джастина, сидящего в первом ряду с Розенкранцем и Гильденстерном, двумя актерами из колледжа, с которыми он подружился. И смотрел он прямо на меня.

– Если вы строите эмоциональный замок в этой сцене, – сказал Мартин, снова привлекая мое внимание, – основой должна быть любовь. Разрушение любви – первый этаж. Наверху – безумие. А на чердаке здоровая доза сексуального напряжения. Понятно?

Мартин взглянул на часы.

– Черт. Актерам «Эквити» нужен перерыв, – он хлопнул в ладоши. – Ладно, внимание, все. Перерыв на пять минут.

Айзек и я остались одни на сцене, и между нами повисла тяжелая тишина. И эта тишина шептала:

«У вас чувства друг к другу…»

«Вы кажетесь влюбленными…»

«Скорее, как Ромео и Джульетта…»

– Ну, – наконец сказала я. – Мартин очень… красноречивый постановщик, не так ли?

Айзек потер затылок.

– Ага, у него появляются дикие идеи.

– Мне нравятся его идеи, – ответила я. – То есть он. Он мне нравится.

Айзек встретился со мной взглядом.

– Ага. Мне тоже.

Мгновение застыло. Его серо-зеленые глаза казались такими теплыми в желтых огнях сцены. А потом Мартин хлопнул в ладоши, чтобы привлечь внимание, отчего я чуть не выпрыгнула из кожи.

– Еще Мартину нравится хлопать, – заметил Айзек. – Очень.

Я засмеялась.

– Заметила.

– Просто дружеское напоминание насчет заучивания текста наизусть. Прошло две недели, – сказал Мартин. – Как у всех дела с запоминанием текста?

Бормотание и кивки, несколько стонов. Лен Хостетлер схватился обеими руками за горло и притворился, словно его душат. Потом лучезарно улыбнулся и показал большие пальцы вверх.

– Все отлично, Марти.

Джастин поднял руку.

– У меня вопрос. Мы с Уиллоу идем на весенний школьный бал в следующую пятницу. Нам можно взять отгул?

Что-то ледяное расцвело и расползлось в моем животе. Я взглянула на Айзека. Он смотрел на меня в ответ. На долю секунды в его глазах показалась боль. Маленькая лодочка, плавающая в зелено-серых волнах, а потом быстро потонувшая. Его лицо закрылось от меня, и он отвернулся.

– Вам нужно сказать «да», герр Режиссер, – сказал Лен громким голосом.

– И правда, – заметила Лоррен. – Весенний бал – верстовой столб в жизни старшей школы.

– В этот раз сделаю исключение, – сказал Мартин, слегка нахмурившись. – Но могу отпустить лишь на один вечер. Кто-то еще? Опусти руку, Лен.

Все засмеялись, а Джастин казался довольным собой. Груз моей вины и смущения казался таким тяжелым, что я не могла поднять глаза и встретиться взглядом с Айзеком.

«Почему я испытываю вину? Он уезжает из города. Он сказал, что покончил со старшей школой…»

– Ладно, – сказал Мартин, хлопнув в ладоши. – Давайте вернемся к работе. Уиллоу? Айзек?

Мы снова прогнали сцену, и в этот раз без флирта. Ничего милого. Айзек произносил свои слова с еле скрываемым презрением. Раненый принц, издевающийся над возлюбленной, предавшей его. Его голова на моих коленях была подобна тяжелому камню. Теперь мы уже не играли свои роли. Мы просто были самими собой.