Мне стало интересно, какие они на вкус…

Уиллоу кивнула подбородком на улицу.

– Ты, наверное, это хотел мне показать.

Я проследил за ее взглядом до амфитеатра Хармони на другой стороне улицы.

– Ага, – ответил я, отрывая от нее взгляд. – Да, именно это.

Мы пересекли тихую улицу и прошли под отдельно стоящей квадратной аркой из белого камня. Театр был сделан из нескольких рядов цементных ступенек, идущих по кругу, со сценой в середине. Отдельно стоящие бетонные блоки были разбросаны тут и там в качестве абстрактного декора. Амфитеатр окружала зеленая трава, или она станет зеленой, когда придет весна. Пока что солнце светило на грязноватые клочки коричневого и желтого дерна.

– Иногда я прихожу сюда вечером, – сказал я. – Покурить и побыть в уединении.

– Понимаю, – она раскинула руки. – Почему Мартин не ставил «Эдипа» здесь?

– Слишком холодно в январе.

– О, ну да. А летом? Он ставит здесь спектакли?

– Нет. Аренда слишком дорогая.

– Облом, – сказала она. – Только представь. Шекспир в парке:

– Представляю, – ответил я, легко представив, как Уиллоу может построить здесь свою жизнь. Дом в «Коттеджах» и лето Шекспира на заднем дворике. Пока я буду бежать со всей скоростью в другом направлении.

– Как и Марти, – продолжил я. – Он мечтает расширить театральную программу и добавить постановки под открытым небом.

– Почему тогда не расширяет? – спросила Уиллоу, забираясь на продолговатый бетонный блок. Она села и свесила ноги через край.

– Нет денег, – ответил я, облокотившись о блок. Мои плечи оказались на одном уровне с ее талией. – Он многого мне не рассказывает, но предыдущий владелец ОТХ не очень хорошо справлялся с финансами.

– Все настолько серьезно? – спросила Уиллоу. От искреннего сочувствия в ее голосе у меня заболело сердце.

– Не знаю. Но это еще одна причина, по которой мне нужно убираться отсюда. Я не смогу здесь заработать. Но там, – я махнул рукой, показывая буквально на что угодно за пределами Хармони, – у меня есть шанс. Я смогу помочь ему.

– Ты не забудешь, с чего начинал, – сказала Уиллоу, и ее голос смягчился.

Я пожал плечами, но улыбнулся себе под нос и потянулся за сигаретами.

– Ты не возражаешь, если я закурю?

– И да, и нет.

Я взглянул на нее, сощурившись. За спиной Уиллоу светило солнце, превращая ее длинные, волнистые волосы в золотое гало[28].

«Она похожа на чертову леди Годиву».

Я откашлялся.

– И да, и нет?

– Да, я возражаю, потому что это плохо для тебя. Нет, потому что дым мне не мешает.

Я почти убрал сигареты.

«Не нужно начинать меняться, Пирс. Ты уезжаешь отсюда».

Я вытащил сигарету из упаковки, сжал в зубах и зажег серебряной зажигалкой Zippo. Выдохнув дым, я заметил маленький черный крестик, нарисованный ручкой на колене Уиллоу.

– Что это?

– Ничего, – она произнесла это слишком быстро. – Я рисую, когда мне скучно. Недавно я засыпала на уроке Полсона.

Я кивнул. Я не был экспертом по одежде, но мог определить, что ее джинсы не из корзины уцененных товаров в «Аутпосте». Дизайнерские бренды стоили по девяносто баксов за пару. Это не то, что бы ты захотел пометить крестом.

«Забудь».

Я сделал затяжку и взглянул на амфитеатр. Мне нравилось приходить сюда ночью, когда белые камни светились под лунным светом. Мой собственный Стоунхендж. При дневном свете это место хранило эхо всех мероприятий, что в нем устраивали: в летнее время ярмарка, периодически свадебные церемонии и выпускной, на который я не был приглашен.

– Я слышала, что выпускной старшего класса Джорджа Мэйсона проходит здесь, – заметила Уиллоу, как будто прочитав мои мысли. – Ты пойдешь?

– Нет.

– Это тебя волнует?

– Неа.

– Что насчет всех остальных школьных событий и мероприятий? Футбольные матчи… – она ударила пятками по бетонному блоку. – Танцы.

Я пожал плечами.

– Мне девятнадцать. С меня хватит старшей школы. – Я взглянул на нее. – Помню, что грядет весенний бал или типа того. Ты пойдешь?

«Вот черт». Прозвучало так, будто я приглашаю ее. Я даже в школу больше не хожу. Я не могу позвать ее. Или могу?

– Нет, не пойду, – медленно ответила она.

– На вечер бала могут поставить репетицию, – сказал я, бросив сигарету на землю. – Вот почему я упомянул бал.

– Правда. И, в любом случае, меня никто не позвал.

– Джастин еще не позвал тебя? – Мой голос прозвучал беззаботно. Откинувшись назад, я взглянул на амфитеатр. Словно мы просто болтаем. Актерское мастерство уровня «Оскар».

– Что? Нет. Мы с Джастином просто друзья.

– У меня сложилось такое впечатление… – я покачал головой. – Неважно.

– Впечатление, что он мне нравится?

Я взглянул на нее.

– Что ты ему нравишься.

– Ох, – она нахмурилась. – Боже, надеюсь, что нет. Он очень милый. То есть он подвозит меня после репетиций. Но…

Я почувствовал, что наклоняюсь вперед, желая услышать окончание предложения, а мое эго радостно подкидывало варианты.

«Он тупой, как кирпич».

«Он скрывает, что не умеет читать».

«Он пукает, когда смеется».

– Он скорее нравится мне, как брат, – закончила она. – Наверное, это из-за его роли Лаэрта.

– Ага, – сказал я, и мое эго дало самому себе пять.

– Я так… не готова быть с кем-то прямо сейчас, – сказала Уиллоу с нервной ноткой в голосе. – В любом случае, не в ближайшее время.

Я услышал, как ветер прошептал: «Или когда-либо». Тяжесть в ее взгляде намекала, что она что-то потеряла и почти бросила попытки обрести снова.

«Она еще не сдалась, – подумал я, восхищаясь ею. – Вот почему она участвует в пьесе. Чтобы снова обрести потерянное».

И в тот момент я поклялся избавиться от всего эгоистичного дерьма и ревности к Джастину. В любом случае, танцы теперь мне недоступны. Я не мог пригласить ее, даже если бы захотел. А я не хотел. Моей задачей было помочь ей найти то, что она ищет в «Гамлете», любым способом. Пусть это и мешало моему желанию убраться прочь из Хармони.

Уиллоу прикрыла рукой глаза от солнца и прищурилась, глядя на меня.

– Так что насчет тебя?