— М-м-м... ик!

— Хозяин говорит, что с супругой последние двадцать лет завести ещё одного ребёночка не получалось, как ни старались. А когда с вами в драке от души, стало быть, поучаствовал, кровя разогнал — дело и сладилось. Вот так вот. Так что вы и ваш коллега в некотором роде, — он задумался, подбирая правильное слово, — кумовья. Крестить у нас не принято, но от кумовства отказываться нельзя. А нашли просто. Все наши уже знают, где вы живёте, и обходят на всякий случай десятой дорогой этот район.

— Да!!! — внезапно совершенно чётко подтвердил слова охранника белкооборотень, или оборотень-белка. Как правильно — Иванов не знал.

— И потому через неделю официально отмечать будут, — вернулся к основной теме мужик. — Вас всенепременно ждут.

Помощник задумался. С одной стороны, ходить в гости к подучётному элементу не принято, с другой — дело то хорошее. Обидеть отказом можно.

— Хорошо. Ничего не обещаю, но прикину обязательно. А не рано заявляете? Времени всего ничего прошло...

— У-у-у-к! — с Ерохиного подбородка весело свесилась вниз тонкая, блестящая нитка слюны.

— Не рано, — опять встрял правый. — У белок это дело быстрее протекает.

— Ясно, — буднично ответил мало что понимающий Иванов с таким лицом, как будто тонкости беременности нечисти были ему известны чуть ли не с первого класса. — И последний вопрос. Как ты его речь понимаешь?

Правый телохранитель рассмеялся.

— Да он уже неделю колобродит на радостях. Как в себя немного придёт спросонок — сразу вещать начинает: «Надо парней из департамента позвать, очень я им обязан!», а потом в сотый раз историю вашей драки пересказывает. Вот, сегодня сподобился доехать. Протрезвел, как-никак.

Помощник с большим сомнением осмотрел безвольно висящего Ероху, но умничать не стал. Мужикам виднее.

— Ну, мы пошли? — с чувством выполненного долга уточнил правый.

— Идите.

— Это... вот, — по полу тяжело зашуршал выдвигаемый ногой из-за спины картонный ящик, размером с приличный кинескопный телевизор. — Вам это.

— Взятка?! — нахмурил брови Иванов.

— М-р-р-р!

— Нет, от чистого сердца. Возьмите пожалуйста, а то он не уйдёт.

— Н-р-р-ы-ы-ы...

— Давайте, — обречённо махнул рукой Иванов, втайне страшась того, что вездесущий Фрол Карпович пришьёт ему коррупцию и прочие нелицеприятные статьи, чреватые, как говорится, боком.

Открылись двери лифта, и троица нечисти скрылась в его недрах, оставив после себя лишь мощнейший перегар от дорогого алкоголя.

Кое-как втянув неподъёмный груз в квартиру, Серёга позвал Машу, рассказал ей о случившемся в подъезде разговоре, и они начали вместе разбирать материальное свидетельство морального падения Иванова.

Чего там только не было! И икра красная, и икра чёрная, и консервированные осьминоги, и несколько бутылок очень приличного виски, и настоящий китайский чай (помощник видел такой в специализированном магазине, куда как-то забрёл поглазеть из любопытства. Цена его тогда очень впечатлила), и французский сыр с плесенью, и санкционный хамон! Да много чего там нашлось, и всё вкусное.

Хозяйственная кицунэ, с чисто женским скопидомством, сразу начала прятать баночки по самым разным углам, приговаривая:

— Это на твой день рождения... Это на Новый Год... Это... Это пока не знаю, но пусть полежит... А на праздник ты сходи, раз позвали, не обижай...

Через десять минут коробка полностью опустела, сиротливо демонстрируя своё картонное нутро.

В дверь опять позвонили.

— Ну кто ещё?! — в сердцах взвыл парень. — Кого опять нелёгкая принесла!

Задвинув коробку в кладовку, щёлкнул замком. Перед его глазами снова открылась родная лестничная площадка, теперь полностью заполненная бедно одетыми, бородатыми мужичками. Самый высокий из них был по... почти до пояса помощнику. Домовые.

— Можно войти? — вперёд выступил самый старый, совершенно седой хранитель домашнего очага.

— Зачем?

— Разговор к тебе имеем. Сурьёзный. Не дело на пороге беседы вести.

Его товарищи одобрительно загалдели:

— Эвон как загнул...

— С уважением, но строго...

— А то как же, не на чаи пришли...

Из-за Серёги высунулась любопытная Машка. Внимательно осмотрела визитёров, вздохнула и вежливо, растягивая слова, пригласила:

— Проходите, гости дорогие, если по делу и с добром пришли.

Однако домовой и бровью не повёл.

— Цыть, девка, когда мушшины говорят! Не след тебе допрёжь хозяина встревать. Брысь на кухню, бесстыдница, ишь, обтянулась!

Домовая и впрямь была одета по-домашнему: очень короткие шортики, открывающий плоский животик топик, мягкие тапочки в форме крольчат. И да, все вещи действительно аппетитно обтягивали стройную фигурку кицунэ.

Иванов решил возмутиться такому начальственному тону незнакомой нечисти, но не успел. Машка взорвалась. Девушка разъярённой фурией выскочила из-за его спины, распушила хвост; от негодования сжались кулачки, заиграли в глазах молнии и стало понятно: хана умнику.

— Ах ты старый пень с метлой под носом! Ты меня в моём дому стыдить вздумал, сучок ненужный?! Да я тебе сейчас и остатки волос повыдергаю, и буркалы повыцарапываю, да я...

Домовая всегда подходила к делу основательно, со всей серьёзностью. Потому решив, что угроз и ругани достаточно, она просто схватила обидчика за бороду и с остервенением начала таскать бедолагу вправо-влево. Тот завыл:

— Ослобони ты меня от этой психической! Ай! А-а-ай!!!

Остальная нечисть, глядя на такой беспредел, начала сурово и деловито засучивать рукава своих поношенных рубашонок. Иванов понял: будет драка, если он сейчас не вмешается.

— Маша! Отпусти старичка! — девушка нехотя послушалась. — Слышь, ты, — это уже к предводителю домовых, — ещё раз её обидишь — поверь, она из тебя неопознанный труп сделает в два счёта. А я Печать поставлю, что так и было.

Угрозы и строгий голос возымели действие. Воспитанные в старорусских традициях бородачи начальства побаивались, потому хоть и побурчали, но обстановку решили не нагнетать.

— Заходим! — Серёга распахнул дверь настежь. — А то сейчас все соседи сбегутся. Объясняй потом, зачем мне столько карликов сразу...

Нестройной толпой домовые ввалились в комнату, некоторые начали по привычке искать шапки на головах, чтобы снять их. Всё тот же старикан опять выступил вперёд, искоса посматривая на застывшую в дверном проёме, по-прежнему жутко злую, кицунэ; откашлялся и начал:

— Вот скажи обчеству, ты как дьяк Небесного Приказу — власть аль нет?

Серёга удивился такому заходу издалека, но виду не подал и солидно подтвердил: