Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я понял, что только ее я и любил всю жизнь...
Безграничная нежность, которая прозвучала в этой фразе, откинула Ирину Михайловну в сторону, заставив съежиться, будто от удара. Черные испуганные глазки Нельки поблескивали из-под стола, куда она предусмотрительно спряталась, едва почуяла скандал.
Когда дверь за Вадимом захлопнулась, Ирина Михайловна сползла по стене на пол и завыла в голос, по-бабьи, захлебываясь рыданиями и понимая только одно: мужа у нее больше нет...
Алина вернулась домой разбитая и уставшая. Ее знобило, ломило спину, страшно болела голова, и хотелось только одного — горячего чая и спать... Они долго сегодня обсуждали с Томкой, что же все-таки было нужно этой сумасшедшей истеричке, за что она разъяренной фурией набросилась на Алину? Перебрав все мыслимые и немыслимые варианты, Томка задумчиво сказала:
— А может, у нее просто крыша поехала?
— Скорее всего, она мстит мне за то, что я ее тогда так отбрила на выставке, — устало выдохнула Алина.
— Когда это было-то? Три месяца назад? — Тамара недоверчиво покачала головой. — Что-то не похоже, что эта дамочка стала бы ждать так долго...
— Ну, тогда я вообще ничего не понимаю! Хорошо еще хоть, что не видел никто...
— Наташка не скажет, — успокоила подругу Тамара. — Я ее предупредила.
— Да, я хотела тебя спросить, — отвлеклась Алина. — У Наташки что, было что-то с Глебом?
— С чего ты взяла? — искренне удивилась Тамара.
— Значит, показалось... Не обращай внимания.
— Креститься надо, когда кажется...
Алина, вспомнив их разговор, вздохнула и поставила на плиту чайник. Матери, как обычно, не было дома. Алина устало подумала, что она слишком занята своей работой и отношениями с Глебом и совсем не знает, что происходит с матерью в последнее время. В одном Алина была точно уверена: у матери кто-то появился. Спрашивать самой было неловко, да и пересекались они теперь крайне редко, хоть и жили в одной квартире. Алина рассудила так: захочет — сама расскажет.
Алина пила горячий чай и куталась в старую материну пуховую шаль. И только после того, как выпила уже почти полчашки, неожиданно поняла, что озноб усиливается. «Только этого сейчас и не хватало для полного счастья!» — с досадой подумала Алина и достала градусник.
Серебряный столбик термометра поднялся до 39.
«Простыла все-таки, — досадливо поморщилась Алина. — Когда эти сволочи в институте отопление включат?!»
Она выпила две таблетки аспирина, подумала, что, если к завтрашнему утру температура не спадет, нужно будет отпрашиваться с работы, и отправилась в постель.
Лора Александровна вошла в квартиру, шатаясь от усталости. Бессонная ночь и последующее дежурство на работе давали о себе знать. «Не девочка уже, — усмехнулась она про себя, вспомнив жаркие объятия Вадима. По телу пробежала легкая дрожь. — Алинку почти не вижу... Живем в одной квартире и почти не встречаемся... Мать называется...»
Предстоящий разговор с Алиной путал. Все у них наконец-то наладилось, а теперь она могла потерять дочь, рассказав ей правду. Но ведь она же тоже женщина, должна понять...
Алина спала, как в детстве, свернувшись калачиком на своей кровати. Лора Александровна поправила на дочери одеяло и тихонько вышла из комнаты, прикрыв за собой дверь.
На чай и ужин сил не хватило. Лора Александровна включила телевизор и через пять минут задремала под его негромкое бормотание, не найдя в себе сил даже переодеться в домашнее.
Через полчаса зазвонил телефон. Мужской голос спрашивал Алину.
— Алинка... — Лора Александровна тронула дочь за плечо. — Тебе звонят.
Полусонная Алина похлопала глазами, с трудом поднялась и взяла трубку.
— Глеб, привет... Нет, я сегодня не приеду... Что-то неважно себя чувствую... Да нет, не переживай, все нормально, просто, похоже, немного простыла... Да, да, две таблетки аспирина. Мед? Я его терпеть не могу. Лучше малиновое варенье... Хорошо, я тебе обещаю... Ладно, целую. Пока.
— У тебя температура? — встревожилась Лора Александровна.
— Ага, — кивнула Алина. — Была. Сейчас померяю.
Столбик термометра упорно торчал на 39.
— Сейчас еще выпью таблетку — и в постель. К утру все пройдет. Я просто простыла.
— Я тебе сделаю морс. Тебе надо как можно больше пить.
— Хорошо, — кивнула Алина и вернулась в кровать.
После таблетки и морса Алина снова провалилась в горячечное полузабытье.
Лора Александровна накинула халат, постелила себе постель, тревожась, потрогала лоб дочери, который, как ей показалось, начал немного остывать, покачала озабоченно головой.
В дверь быстро и осторожно позвонили. Так быстро, что Лоре Александровне даже показалось, не ослышалась ли она.
Она открыла дверь и замерла, увидев на пороге Вадима.
— С тобой все в порядке?! — Он без предисловий схватил ее лицо в свои ладони.
— Да, — растерянно кивнула она, не понимая.
— Нигде ничего не болит? — продолжал настаивать Вадим, ощупывая ее взглядом.
— Да нет же! — Лора Александровна освободила лицо. — Что случилось?
— Ну, слава богу, — облегченно выдохнул Вадим. — Значит, она просто мне соврала...
— Что случилось-то? — снова спросила Лора Александровна.
Из соседней двери выглянула любопытная соседка.
— Входи, — тут же решила Лора Александровна и захлопнула за Вадимом дверь. — Только тише. Алина спит, у нее температура. Не волнуйся: ничего серьезного. Она просто немного простыла.
Вадим Сергеевич осторожно разделся и прошел в комнату Лоры.
— Что случилось? — в третий раз спросила Лора Александровна.
Мне сегодня Ирина устроила скандал, — устало сказал Вадим Сергеевич. — Она напугала меня... Сказала, что ездила к тебе на работу и устроила там скандал...
— Никто ко мне на работу не приезжал...
— Значит, соврала... Хотя откуда тогда у нее на щеке эти три царапины? Не могла же она поцарапать сама себя?.. Впрочем, она на все способна.
— И что... Что ты теперь собираешься делать?
— Я туда больше не вернусь, — твердо сказал Вадим Сергеевич. — Видела бы ты ее сегодня. У нее были совершенно безумные глаза. Я боюсь ее.
В душе Лоры Александровны не было злорадства. Ей даже стало немного жаль вторую жену своего бывшего мужа. Немного. Совсем чуть-чуть...
Вадим Сергеевич растерянно сидел на диване.
— Ты хоть ел? — Лора Александровна осторожно погладила его по голове.
— Что? Нет... Когда? Не было времени.
— Бедный мой... Я сейчас...