«Партия висельников победила партию утопленников на выборах в лысегорскую думу».

Утомленная назойливым бормотанием, Таня привстала и толкнула стопку журналов ногой. Этим она только себе навредила. Журнальные крики стали еще громче.

«Я всегда мечтал обрести в женщине друга и человека! Интервью с Синей Бородой».

«Мой бывший муж ненавидел мои волосы! Златовласка».

«Меня окружают сплошные разбойники! Обличения Али-Бабы».

Таня хотела уже заткнуть уши и искала по карманам что-нибудь подходящее вроде куска ваты, как вдруг среди общего шума слух ее выловил один тонкий, почти неразличимый писк:

«Новорожденный ребенок Гроттеров убил Ту-Кого-Нет!»

Таню бросило в жар. Торопливо оглядевшись, точно кто-то мог ее подслушать, она сорвала с пачки бечевку и стала жадно рыться в пищащих от нетерпения журналах. Вскоре она нашла то, что искала. Это был дряхлый журнал с надорванной обложкой, почти задавленный в толстой пачке журналов более молодых и менее зачитанных. Видимо, в свое время его часто передавали из рук в руки.

Оказавшись в руках у Тани, журнал благодарно замерцал и торопливо стал перелистываться. Мелькали фотографии и крупные заголовки:

«Месть малышки. ЧдТ убила родителей Тани Гроттер!»

«Неведомым способом малышка вытеснила Ту-Кого-Нет из мира живых!»

«Младенец спасает магический мир».

«Таня Гроттер отправлена в мир лопухоидов к Герману Дурневу! Что это? Месть завистливого Сарданапала или синдром Золушки?»

Поначалу журнал пищал совсем тихо, однако под конец, воспрянув от избытка внимания, почти кричал. Это становилось опасным. Кто-то мог услышать. Таня захлопнула журнал и спрятала его под свитер. Потом торопливо связала остальные журналы и вновь уселась на пачку, как наседка на яйца.

* * *

Джинн Абдулла сидел за столом и неуловимыми движениями карточного шулера перекладывал карточки в каталожных ящиках. Пару минут он упорно притворялся, что не замечает Глеба. Наконец Глеб, взглядом уронив с полки толстую книгу, сделал вид, что он все же существует, а Абдулла сделал вид, что его заметил.

– Добрый день! – приветливо сказал Глеб.

Абдулла оторвал глаза от ящичка.

– Добрый, добрый, Глебушко!

Некоторое время оба лучились от счастья.

– Как вы?.. – начал Глеб.

– Отвратительно! – ответил Абдулла прежде, чем Бейбарсов закончил вопрос.

«Этот жук что, читает мои мысли?» – подумал Глеб.

«Сам ты жук!» – подумал Абдулла.

«Ну, я же не в том смысле!» – подумал Глеб, и оба еще некоторое время поулыбались.

Первым лицевые мышцы устали у Бейбарсова.

– Как вы можете сидеть в такой пыли? Хотите, я покараулю, а вы пока погуляйте!

Абдулла загоревал, цокая языком.

– Не могу, Глебушко, не могу! Я не отлучаюсь ни на минуту! Ты не представляешь, какие жулики сюда иногда забредают! Притворяются, что им нужна книга, а на самом деле им надо что-то другое! Вопрос в том, что они готовы отдать за это что-то! – продолжал джинн.

Некоторое время Глеб и старый джинн зорко наблюдали друг за другом. Потом Глеб наклонился и поднял что-то с пола.

– Вы, кажется, что-то уронили!

Абдулла поднял правую бровь. Левая бровь так и осталась лежать на столе.

– Я таки регулярно что-то роняю! И что я уронил на этот раз? – уточнил джинн, жадно вглядываясь в блестящий предмет в руках у Бейбарсова.

– Подозреваю: это пряжка удачливости с правого башмака самого ловкого вора Востока. Его обезглавили двести лет назад на центральной площади Багдада! – сказал Бейбарсов.

Абдулла зацокал языком.

– Этому человеку не повезло! А как же его башмаки удачливости?

– Увы. У него их украли, – объяснил Глеб.

Джинн так опечалился, что стал искать платок. Когда же нашел платок, обнаружил, что потерял нос.

– Всюду жулье! И что я должен тебе за то, что ты нашел мою пряжку?

– Ничего! Какие могут быть счеты? – замахал руками Глеб.

– Таки ничего? – удивился Абдулла.

– Абсолютно. Но есть одна мелочь. Сущий пустяк!

– В нашем деле нет пустяков!

– О, пустяки есть в любом деле! – с напором сказал Глеб. – Мне нужен полный список всех запретных книг, артефактов и… магических существ Тибидохса!

Лицо Абдуллы из сладкого стало очень кислым.

– Ты в курсе, что это под запретом? Или, может, у тебя есть разрешение академика Сарданапала? – осторожно поинтересовался он.

Глеб не стал отпираться:

– У меня его нет!

– Ну вот видишь…

– Вижу, но что такое, в сущности, Сарданапал? Заурядный белый маг, ну, возможно, трудолюбивый и умело пользующийся своей беспомощностью, которая смогла привлечь к нему таких светил, как Медузия Горгонова, Великая Зуби или вы. Однако разве он может сравниться с Той… – Глеб сделал паузу. – Кого-Мы-Оба-Знаем…

Джинн занервничал и быстро посмотрел на Глеба. На этот раз тот был экранирован как зеркало, и Абдулла увидел в его сознании лишь сегодняшнее меню тибидохской столовой – единственное, что было выставлено напоказ.

– С какой еще Той?.. Кого ты имеешь в виду? Можешь забрать свою… нет, мою пряжку, но список ты получишь только с разрешения… заурядного Сарданапала! – Абдулла встал и потек к каталогу переставлять оживающие ярлычки. Один глаз он будто случайно оставил на столе.

Бейбарсов усмехнулся и наклонился к самому глазу. Зрачок жадно смотрел на него.

– В детстве я любил одну сказку. Начиналась она так: давным-давно в Аравийской пустыне под толстым слоем песка лежал…

– Скелет какой-нибудь? – нервно спросил Абдулла.

– Ну, не совсем. Всего лишь бронзовый кувшин с узким горлом и двумя вмятинами на днище, имевшими форму буквы V. В кувшине томился несправедливо заточенный молодой джинн. Он всего лишь, напутав заклинания, утопил в Эгейском море греческий корабль… какой пустяк!.. Прошло много лет, и вот однажды джинн услышал шорох песка. Он почувствовал, что кувшин тянут из прорытого хода на поверхность и – о счастье! – открывают. Джинн ринулся наружу, но, увы, вокруг кувшина оказалась проведена магическая окружность. Внутри этой окружности джинн был заключен столь же надежно, как и в кувшине. По другую сторону черты на песке спокойно сидела девушка. Внешне она была похожа – я уверен, вы улыбнетесь – на нашу Таню Гроттер!

На этот раз Бейбарсов посмотрел не на глаз, а на джинна. Абдулла не улыбался. И даже не делал вид, что поправляет книжные ярлычки. Его отдельно лежавший глаз наблюдал за Глебом не просто жадно, а с ненавистью.