– Зачем же рано?

– Завтра ко мне придут рабы с прошениями…

– Завтра ты их примешь? В какое время?

– С самого утра.

– Тогда спи…, а я буду оберегать твой сон.

Федра подперев голову рукой, смотрела на лицо мужа, белевшее на подушке, на его волевой подбородок, на крупные губы в обрамлении усов и бородки, а когда-то он не носил бороды. Первый раз она увидела своего будущего супруга в доме отца, а до этого только слышала о нём. Отец нахвалиться не мог на своего молодого управляющего, и грамотен, и умён, и устали не знает – с раннего утра до поздней ночи на ногах. Несмотря на то, что отец Идоменея тоже торговлей промышляет, он с родителя денег не тянет, зарабатывает сам, и заработанное вкладывает разумно. Не раз тайком, через приоткрытую дверь отцовского кабинета, наблюдала Федра за молодым человеком. Видела его только издали, но сердце уже догадалось – это он.

В ту пору ей было уже восемнадцать – засиделась в девицах, все подружки замужем давно, а она даже не засватана. Женихов много всегда было, шутка ли, самая богатая невеста. Такого приданого во всей Таврике не сыскать! Лицом и статью тоже вышла, кость немного тяжеловата, но зато женщины с такими фигурами обычно здоровы и плодовиты. Макарий сватам ответа не давал, сначала жалко было дочку – слишком молода, потом от неведомой болезни, слегла мать Федры и некому стало вести дом. Брата женили рано, он родился слабым и всю жизнь хворал. Макарий надеялся, что сын успеет произвести на свет наследника, так и случилось – родился Агафокл, а через год молодой отец умер, за ним в царство теней последовала его жена, так и не оправившаяся от родов.

Неведомыми для неё путями, отец узнал, к кому сердце его любимицы потянулось, ей ничего не сказал, но про себя дочкин выбор одобрил. Крупного состояния его управляющий ещё не нажил, но Макарий чувствовал – это птица высокого полёта. Сам поговорил с отцом молодого человека, мужчины быстро поладили. Федра чуть сознание не потеряла, узнав, что Идоменей посватался к ней. Она не была наивной и понимала, что отец поспособствовал этому сватовству. До самой свадьбы гадала, есть ли у её будущего супруга хоть какие-нибудь чувства к ней.

Свадебный факел дрожал в руке Федры, стоящий рядом Идоменей взялся за древко, укрепил его своей сильной рукой. Так, держа вместе факел, они вошли в его дом, чтобы зажечь наполненный хворостом семейный очаг. То чего она так ждала и боялась, свершилось быстро и почти безболезненно. В свадебную ночь она познала не только тело мужа, но и своё. Все радости чувственного мира открылись перед ней, и её супругу не приходилось тратить много времени, чтобы довести её до блаженства. Те поцелуи, что дарил он ей на свадебном ложе, она помнила до сих пор, и от этих воспоминаний кожа её горела огнём, а внизу живота, наоборот, холодело.

Федра заснула перед самым рассветом, сквозь сон слышала, как заворочался Идоменей, как потянулся и зевнул. Она ощутила, как его рука проникла под покрывало, скользнула по её талии, животу, поднялась к груди. Федра сонно запротестовала, Идоменей склонился над её ухом и прошептал: «Спи». Он взял её сонную, это было так пронзительно сладко, что Федра почувствовала, как внутри неё рождается крик, она закусила зубами кончик подушки, мычала, стонала, не давая крику вырваться наружу. Федра не открыла глаза, даже когда Идоменей уходил. Распластанная, обессиленная она лежала на кровати, деревянный Эрот беззастенчиво смотрел на её обнажённое тело.

За ночь ветер нагнал туч, и они низко висели над землёй, ветер немого утих, но при этом сильно похолодало. В ротонде уже стояло тяжёлое кресло с высокой спинкой и подлокотниками, Гектор застелил его лохматой медвежьей шкурой, чтобы хозяин не замёрз, пока будет принимать посетителей. Внизу, на лестнице, уже выстроились в очередь рабы. Подошёл Нисифор с восковой табличкой в руках, он поприветствовал низким поклоном своего господина и кивнул Гектору. Идоменей сел в кресло, слуга хотел укрыть его ноги медвежьей шкурой, но мужчина отмахнулся от него. Нисифор с табличкой присел на ступеньку ротонды у ног своего господина, обычно на приёме он брал на себя роль секретаря.

– Не повезло сегодня с погодой, – зябко поводя плечами, сказал Идоменей.

– Господин, если совсем замёрзнете, то… – Гектор вытащил из-за пазухи флягу, – у меня есть подогретое вино для вас.

– Ты, как всегда, предусмотрителен, мой друг. Но не будем тянуть, кто там первый? Зови!

Идоменей давно завёл эту традицию – выслушивать жалобы и просьбы рабов. Он чувствовал себя патриархом, который, как в стародавние времена, был не только главой своего рода, но и всей общины. Тогда рабы, несмотря на своё зависимое положение, считались членами семьи и ели со своими хозяевами за одним столом. С тех пор многое изменилось, многолетними войнами были охвачены огромные территории, каждый день рынки пополнялись несчастными – жителями разорённых городов и взятыми в плен воинами. Из-за переизбытка рабов цены на них пошли вниз, вместе с ценой упала ценность жизни самого раба, теперь они торговались наравне со скотом.

Появились философы, оправдывающие столь жалкое положение невольников относительно свободных людей. В гимнасиях мальчиков учили, что раб та же корова, только говорящая. Идоменей, несмотря на то, что был таким же рабовладельцем, как и большинство его сограждан, считал, что незавидная участь стать рабом в этом шатком мире может постичь любого. И тогда, вчерашний свободный гражданин окажется на рыночном помосте с ценником на шее.

Получив возможность самостоятельно вершить суд, Идоменей старался не злоупотреблять своим правом. Он был строг, но справедлив, любой в поместье мог просить хозяина о помощи и снисхождении. Кнутом наказывали только за очень большую провинность, такую, как воровство или насилие, если наказанный не исправлялся, то его везли на рынок. Жители посёлка рабов знали, что за честную службу их могут отпустить на свободу, но те, кто получил вольную, как, например, Гектор и Галена, редко покидали своих хозяев. За время существования поместья навсегда уехали только двое мужчин, они пожелали вернуться на родину, и о дальнейшей их судьбе ничего известно не было.

Федра так и не уснула после ухода мужа, но вставать тоже не торопилась, нежилась в постели, ворочаясь с боку на бок. Подумала о жемчужном ожерелье, которое не успела толком вчера рассмотреть. Федра улыбнулась вспомнив, как любовный вихрь захватил их. Подошла к столику с зеркалом, на все движения её тело отзывалось приятной ломотой. Жаровня потухла, в комнате было прохладно, но Федра не торопилась набросить на себя халат. Нагая, с ожерельем на шее она подошла к чёрному каменному зеркалу и принялась рассматривать своё лицо и тело. «Всё это он любил. Любит», – сказала она своему отражению. Совсем озябнув, она укуталась в халат из пушистой мягкой ткани и позвала Галену.

– Вы встали рано, госпожа, – сказала служанка, заглядывая Федре в лицо, – Как провели ночь? Хорошо ли спали?

– Совсем не спала, – сказала она, и щёки её порозовели, – ну, ничего, отосплюсь потом. Сегодня много дел нужно успеть.

– Могу ли я узнать, госпожа, что за дела?