– Я хочу, чтобы ты умер, Рэй. – Она опять улыбнулась. – Сделай это прямо сейчас…

Ребекка никогда не отличалась разговорчивостью, но сегодня она превзошла саму себя.

И то, что она сказала, не укладывалось в голове — оно там взрывалось. Я, если честно, не сразу понял, что за существо сейчас передо мной стоит. Чёрный волхв? Энормос?..

Я не сводил взгляда с нечеловеческого лица сестры, а мозг в бешеном темпе вычислял, что делать дальше. Умереть ради империи и Рингов, как просит Ребекка?

Чёрта с два. Если уж умирать, то ради чего-то более стоящего.

— Сделай это, мой брат, — повторила Ребекка и шагнула в мою сторону. — Я убью тебя легко и быстро, ты не почувствуешь боли. Твоё тело слабо, мне даже не нужно знать твой мортем, чтобы убить тебя, да я его и не знаю, ты очень скрытный... Но это неважно. Скоро мы воссоединимся, как делали это всегда, после каждой нашей смерти. Мы всегда были вместе, вспомни… Вспомни, Рэй, кто ты на самом деле. Вспомни, кем ты впервые родился. Тот, кто поместил тебя в это тело, заключил вулкан в напёрстке. Разве ты не понимаешь?

Я шагнул назад.

— Бекки, давай уйдём и обсудим всё в другом месте.

— Рэй, ты не сможешь от меня уйти. Я не позволю тебе уйти… Рэй… – Ладони Ребекки вспыхнули голубым огнём, она развела руки в стороны, будто хотела обнять. – Не бойся смерти, Рэй. Она прекрасна.

Смерти я не боялся, но моя ладонь уже сжимала рукоять револьвера – я вынул его машинально. Вытянул руку и взвёл курок, прицелившись сестре точно в лоб.

– Бекки, стой на месте.

— Рэй, неужели ты бросаешь меня? – Ребекка сделала ещё один шаг и оказалась так близко, что ствол моего револьвера коснулся её лба. Оружие я не отвёл, и Ребекка улыбнулась. – Стреляй, глупый мой брат. Сопротивляйся, сколько сможешь. Но вряд ли ты продержишься больше пяти секунд.

И как только её ладони взметнулись вверх, над головой, я прошептал:

– Прости меня, Бекки. — И пустил пулю ей в лоб.

Тут же взвёл курок и снова выстрелил, теперь уже в горло, потом — в грудь, дважды…

Ребекка отшатнулась в угол, в котором до этого стояла, и замерла, склонив голову и опустив руки. Я метнулся к двери, на ходу вынимая связку ключей. Чуть не поскользнулся на полу, залитом кровью и заваленном останками Шеридана, но удержался на ногах.

Ключ успел войти в замочную скважину, а вот повернуть его времени у меня не хватило.

Ребекка очнулась.

— Ты посмел в меня выстрелить! – Её голос наполнился ненавистью, стал угрожающе громким. — Рэй! Ты посмел в меня выстрелить! В меня! Такого ты себе никогда не позволял. А теперь ты сбегаешь, как крыса!

На самом деле я не сбегал -- вряд ли сестра дала бы мне сбежать. Но в тесной камере против Ребекки у меня не было шансов. Что и подтвердилось в следующее мгновение.

Меня отшвырнуло в стену, но я вовремя успел подставить плечо и подключить к обороне кодо. Развернулся прямо в воздухе и пустил в ответ гравитационный эрг…

От столкновения двух мощных эргов – моего и Ребекки – по штукатурке пошли трещины. Пространство палаты наполнилось длительным и режущим ухо треском, по коридору седьмого отделения пронёсся гул.

Я повернулся к Ребекке, прижавшись спиной к липкой багровой стене.

– Драться со мной собрался? – спросила Ребекка.

– Ты не оставляешь мне выбора, – ответил я. – А могли бы просто уйти и объединиться. Только на моей стороне.

Сестра покачала головой, её правая рука до самого локтя покрылась раскалёнными углями. Они тлели, переливались светом и наполняли тесную палату жаром.

– А может, всё же на моей стороне? – спросила сестра.

Не услышав от меня ответа, она сделала резкий мах рукой, и метнула в меня огненный хвостатый шар. Щит выставлять я не спешил: кодо и без того было мало – поэтому полагался лишь на реакции тела.

А оно реагировало молниеносно.

Как ни странно, я перестал ощущать действие препарата, что вколол мне Шеридан. Это было похоже на то же наваждение волнами, как в случае с рунным влиянием медсестры Хлои. Меня разом отпустило, и я уже не чувствовал заторможенности.

Это и помогло мне увернуться от огня.

Шар пронёсся мимо и угодил в стену, рассыпавшись искрами. Ребекка подняла руки – и теперь они обе горели огнём, а потом загорелась и она сама, и пол вокруг неё.

Сестра смотрела на меня сквозь языки пламени и улыбалась. В её глазах пылал тот же огонь. Она теснила меня в угол, пресекая любые попытки подобраться к двери.

В ход пошли сюрикены.

Острые звёзды полетели в сестру одна за другой. В цель попала лишь одна, все остальные Ребекка отбила, да и та, что вошла в её тело в районе ключицы, отвалилась сама собой.

Огонь охватил половину палаты, накаляя воздух адским жаром – не продохнуть.

– Рэй! – услышал я сквозь шум и потрескивание пламени. – Твой обугленный труп найдут уже через полчаса! Смирись!

Смириться – единственное, чего я себе никогда не позволял.

Я бегло оглядел дьявольское кострище, что развела вокруг себя Ребекка, выхватил все метательные ножи, имевшиеся у меня (против Ребекки они были бесполезны), добавил к этому револьвер (он тоже не особо-то помог) и сосредоточился, отходя в угол.

Я решился на мутацию металла по третьему варианту.

Материала было чересчур много – я это понимал, да и момент выбрал не самый удачный, чтобы ставить эксперименты, но выбора у меня было не много. В одной руке я сжал ножи, в другой – револьвер.

Вся эта сталь должна была стать моим продолжением, частью моего тела. Она должна была оградить меня от ран.

Я вспомнил, как дрался с Питером Соло, и в какой именно момент моё тело начало вбирать свойство металла. Это было похоже на защитную реакцию при смертельной опасности, при ранении.

Тут мне, похоже, повезло: Ребекка – опасность смертельная.

И её огонь – тоже.

Я направился прямо в бушующее пламя, а оно охватило уже две трети палаты, так что сделать мне пришлось всего четыре шага.

– Рэй! – услышал я снова. – Ты смирился? Ты сам идёшь на смерть?

Языки пламени коснулись моего раскалённого тела, штанины брюк вспыхнули мгновенно. И в то же самое время в руках начал плавиться металл, он впитывался в кожу ладоней, как в губку. Вот только стоять в огне, как Ребекка, я не смог – тут же отшатнулся в угол и принялся сбивать с себя пламя.

Брюки обгорели оплавленными дырами, кожа ног покрылась ожогами.

Но это только поначалу.

Потом боль начал стихать, притупляться. Не знаю, как это назвать… Ощущение, будто я подчинил себе боль собственного тела, оно стало податливым, на секунду показалось даже, что мой дух проник в каждый кровеносный сосуд, слился с кожей, впитался в кости и мышцы, во все органы Теодора Ринга, что его тело перестало отчуждать меня и повиновалось, выполняя все мои желания.