остальных орнамент выполнен преимущественно отпечатками среднезубчатого короткого штампа (рис. 42; на Большом Козине IV — 80 % орнаментированных сосудов и на Гавриловке III — 85 %, реже — неправильно-ямчатыми углублениями) сильно разрежен и часто занимает лишь верхнюю половину тулова.

Керамика стоянок с чистым комплексом (Сейма I, Венец, Решетиха II и т. п.) мало отличается от описанной, разве только абсолютным преобладанием сосудов с профилированным горлом, для которых характерно значительное разнообразие краев венчиков.

Происхождение данной керамики, очевидно, следует объяснять как результат синтеза позднебалахнинской и волосовской культур с преобладанием первой. Действительно, несмотря на изменение фактуры и формы сосудов, так же, как и техники орнаментации, в системе расположения узоров (выраженная горизонтальная зональность) сохраняются позднебалахнинские традиции.

Состав и формы каменных орудий, начиная от таких стоянок, как Гавриловка IV, где вторая группа керамики лишь зарождается, и вплоть до стоянок типа Сеймы I, где эта керамика является единственной, не претерпевают каких-либо изменений и почти ничем не отличаются от типичных балахнинских комплексов[482]. Особенно важно, что ни на одной из стоянок не найдено характерных волосовских орудий, в частности желобчатых долот, и более (поздних, в частности сейминских, каменных орудий. Этот факт, вместе с некоторой архаичностью керамики и территориальной компактностью позднейших балахнинских памятников (рис. 33) свидетельствует о том, что вся эта небольшая группа населения сохраняла свои этнические, в данном случае позднебалахнинские, особенности.

В связи с этим интересно заметить, что в гуще позднейших балахнинских памятников располагается несколько типичных волосовских стоянок — Володары, Гавриловка I и Подборица-Щербининская (рис. 33). Несмотря на это, на волосовских поселениях не обнаружено ни одного позднебалахнинского сосуда, так же, как на позднебалахнинских стоянках практически нет волосовской керамики. Однако волосовское воздействие все же нельзя исключать — изменение формы, технологии изготовления и техники нанесения орнамента, без сомнения, происходило в результате внешнего воздействия и в первую очередь со стороны волосовских племен. Такая же тенденция в трансформации керамики наблюдается и в культуре родственных балахнинцам племен, в частности, в культуре каргопольских племен на втором этапе их развития[483]. Керамика, характерная для этого этапа, как по фактуре, так и по форме, и орнаментации, очень близка керамике стоянок типа Гавриловка III и Сеймы I. Не исключено, как это предполагает и М.Е. Фосс[484], что подобная керамика была принесена на север со стороны, вероятно, теми же позднейшими балахнинскими племенами.

Итак, следует полагать, что группа памятников, расположенная в приустьевой части Оки по ее левобережью, представляла собой поселения остатков позднебалахнинских племен, подвергшихся воздействию со стороны волосовских племен.

Придерживаясь предложенной выше для балахнинской культуры периодизации, эти памятники следует отнести к четвертому этапу (третьему, по И.К. Цветковой). Хронологически они уже относятся к эпохе раннего металла, как это, между прочим, предполагал в свое время А.А. Спицын[485]. Время их существования, вероятно, следует ограничить рубежом III–II и первой четвертью II тысячелетия до н. э. В подтверждение первой даты можно привести следующие соображения. На стоянке Плеханов Бор обнаружено несколько датирующих предметов, в том числе сланцевые или шиферные кольца, бывшие в употреблении начиная от середины III до начала II тысячелетия до н. э.[486]; подвески из морских раковин Dentilium и Picfunculus с выпиленными по краям зубчиками, которые по аналогии с подобными украшениями из Мариупольского[487], Нальчикского[488] и Криволучского[489] могильников датируются серединой и второй половиной III тысячелетия до н. э.; валикообразные каменные клиновидные топоры, многочисленные находки которых также в основном относятся к рубежу III–II тысячелетий до н. э. Таким образом, самой поздней датой стоянки Плеханов Бор должен быть рубеж III–II тысячелетий до н. э. Исходя из этого следует полагать, что керамика с органической примесью появляется на позднебалахнинских поселениях еще в конце III тысячелетия до н. э. и в это же время, очевидно, начинается консолидация балахнинских племен, вытесняемых с Оки и с Волги, в устье Оки.

К концу первой четверти II тысячелетия до н. э. позднейшие балахнинские памятники, вероятно, прекращают свое существование. Только такая ранняя дата может объяснить странное на первый взгляд положение, когда на одной и той же дюне в непосредственной близости друг от друга располагаются стоянки с различными культурными традициями, синхронизация которых неминуемо требует наличия контакта между ними. В качестве примера можно привести стоянки: Володары I (волосово) и Володары III (балахна и волосово с позднейшей керамикой); Гавриловка I (волосово) и Гавриловка III (позднейшая балахна); Подборица-Щербининская (волосово) и Подборица-Западная (позднейшая балахна). Интересно, что на первых не обнаружено керамики балахнинского типа, тогда как на вторых неизвестны вещи (ни керамика, ни кремень) волосовского происхождения. Следовательно, мы не можем говорить о существовании каких-либо контактов, за исключением общих тенденций в развитии керамики, между волосовскими и позднейшими балахнинскими племенами, а это в свою очередь заставляет предполагать и разновременность существования обеих групп памятников. И если стоянку Володары I мы датировали первой четвертью (концом), то ближайшие ей стоянки позднейшего балахнинского типа (Володары III, Сейма I и II, Решетиха и др.), вероятно, должны быть или более ранними, или более поздними. Стоянка Гавриловка I нами была отнесена к рубежу первой и второй четвертей II тысячелетия до н. э. (см. выше). Соседняя с ним стоянка Гавриловка III, не говоря уже о Гавриловке IV, безусловно, должна быть отнесена к более раннему времени, ибо в противном случае мы должны были бы иметь в Гавриловке II предметы волосовского типа, чего там не обнаружено. Но к Гавриловке III близки такие стоянки, как Большое Козино I и IV, Бор Моховое и другие, которые дали еще смешанные керамические комплексы. Очевидно, все эти стоянки должны быть отнесены к первой четверти II тысячелетия до н. э. В этом, между прочим, убеждает и близость их керамики к керамике стоянки Плеханов Бор (см. выше), раннее время которой не может вызывать особенных сомнений.

Что же случилось с позднебалахнинскими племенами в конце первой четверти II тысячелетия до н. э.? Не могла же бесследно исчезнуть такая сплоченная и компактная группа населения, которой являлись позднейшие балахнинцы в приустьевой части р. Оки?

Очевидно, появление в гуще позднебалахнинских стоянок таких волосовских стоянок, как Гавриловка I свидетельствует о занятии волосовцами позднейшей балахнинской территории и об ассимиляции первыми позднебалахнинского населения.

Волосовская культура, продолжавшая развитие традиций волго-камской неолитической культуры, сыграла определяющую роль в — истории населения лесостепной и лесной зон Восточной Европы. На базе ее происходило формирование ряда культурных образований: приказанской, поздняковской, чирковско-сейминской и других, легших в основу ранних культурных общностей эпохи железа (ананьинской, дьяковско-городецкой), финно-угорская принадлежность которых не вызывает сомнения.

Немаловажное участие в этих процессах приняли пришлые племена, вторжение