вниз — на «первое практическое занятие», которое пройдет до завтрака. Привела на кухню, и выдала рецепт на старом пожелтевшем пергаменте «Кофейный напиток».

Справишься — получишь завтрак. Провалишь задание — будешь ходить голодным до обеда.

— Ингредиенты в шкафу, — махнула она в сторону стеллажей. — Инструмент для работы над печью. Мерные весы в ящике. Первый раз — сделаешь сам по инструкции, потом разберем ошибки, и следующий сваришь уже верно.

— Но… вы сказали — практическое занятие… для чего мне учиться готовить напиток, госпожа? Я умею готовить… — Коста отложил пергамент.

— Умеешь? Сколько блюд?

— Десять… Двенадцать, — быстро подсчитал Коста.

— Двенадцать блюд северной кухни — прекрасный результат для господина южного рода Фу, — саркастически улыбнулась госпожа. — Выпей, чтобы понимать, какого результата следует достичь, — и пододвинула в его сторону маленькую чашечку с черной жижей, рядом с которой стояла большая пиала с водой.

Горько. Вязко. Остро. Отвратительно.

Коста выпил залпом, поморщился, и запил водой, закашлявшись.

Гадость.

— На Юге пьют кофи. На Юге любят кофи. На Юге наслаждаются кофи — правильно приготовленным и верно сваренным. У нас есть четыре декады, чтобы подготовить тебя к поездке в Да-ари. У тебя есть четыре декады, чтобы научиться наслаждаться кофи и любить его так, как любит каждый южанин.

Коста посмотрел на маленькую пустую пиалу с черным осадком на дне и его передернуло.

— Поэтому каждое утро мы будем начинать с кофи. До тех пор, пока на твоем лице не будет отражаться истинное наслаждение. Готовить будешь сам, потому что это то, что должен уметь каждый южный мужчина в совершенстве — сварить себе кофи на привале в пустыне. Корни этой традиции уходят в глубину зим — подробнее прочтешь в свитках. Приступай.

Коста взял вторую чистую турку и развернул пергамент, повторно перечитывая состав ингредиентов.

— Нейер думает — это так просто. Создать картинку и никто не посмеет проверять результат, но то, что не заметят мужчины, обязательно заметят женщины и слуги. Мелочи решают всё, — Эло тяжело вздохнула. — Столько, сколько знают женщины и слуги, иногда не знает и Глава. Не отвлекайся, продолжай готовить и — слушай! Все понятно?

Коста кивнул.

— Отвечай вслух.

— Понятно.

— Понятно-о-о. Вот так следует говорить. У тебя в речи северный акцент слышится отчетливо. Чем больше ты будешь говорить — тем быстрее научишься. Кофе — это почти эликсир. Нужно верно рассчитать пропорции, рассчитать время и скорость нагрева, следить за процессом и добавить ингредиенты вовремя. Считай, что кофе — это самый простой эликсир, который должен уметь в совершенстве готовить любой южный мужчина. Ты можешь говорить как южанин, ходить как южанин, знать пустыню, как свои десять пальцев, но если ты не умеешь варить кофе — ты… чужак. Готовь.

Коста нагреб мерной ложечкой черных молотых зерен.

— Чему ещё вы будете учить меня в первую очередь, госпожа?

— Самому необходимому и… поведению в приличном обществе.

* * *

Пять мгновений спустя

— Горит! Неверно отрегулировал нагрев. Ещё раз.

* * *

Десять мгновений спустя

— Сползло.

* * *

Пятнадцать мгновений спустя

— Не вкусно. Попробуй сам, и скажи, почему не соответствует эталону.

* * *

Двадцать мгновений спустя

— Мне просто не нравиться.

* * *

Двадцать пять мгновений спустя

— Сносно.

Голос наставницы Эло был настолько удивленным, что Коста расслабился. В дверях кухни толпились слуги, заглядывая изредка.

— Можно подавать на стол. С завтрашнего дня дегустацию буду проводить не я. Результат будет достигнут, когда господин Глава и управляющий Дэй не смогут отличить вкус твоего напитка от моего. Когда этот день настанет — ты сдал. А пока — ты будешь совершенствоваться каждое утро, пока не научишься. Эликсир, который мы будем готовить следующий — вытяжка из золотарника, — Эло указала на его ладонь. — Кожа начала светлеть, нужно подобрать пропорции. И при этом ты должен быть способен создать зелье сам из самых доступных ингредиентов, где бы не находился, или найти аналоги… Я постараюсь закрепить результат, изменив рецептуру, чтобы хватало на несколько декад…Расписание занятий утвердим сегодня и распорядок дня. До обеда тебя забирает Нейер, мое время — после обеда и до вечера. Готовь поднос для Главы, — оторвалась она от свитка.

Косту мутило от одного взгляда на черную жижу — более неподходящего для утреннего употребления продукта сложно представить.

Первое, что он сделает — сразу, как научиться варить так, чтобы устроило сиру — это изменит рецепт. Изменит под себя, чтобы эту черную дрянь можно было пить, не боясь отравиться. Добавит мед, орешки, и что-то, чтобы перебить отвратительный запах, которым он весь пропитался насквозь.

Южане любят кофи? Хорошо. Он научиться любить это, но на своих условиях… Создаст, и непременно напишет новый рецепт лучшим каллиграфическим почерком — «Рецепт от Костоакиса».

Вчера он не произнес ни слова. Не сказал наставнице и сегодня — и не скажет никогда, но имя «Костоакис» ему понравилось. Подходило, и… звучало даже лучше, чем Коста. Основательнее и солиднее.

Он разлил приготовленное в две маленькие пиалы-наперстки, и — облегченно выдохнул.

— Можем считать, что первое практическое занятие прошло успешно, — повеселевшая госпожа Эло, очень довольная собой, сняла купол тишины с их части кухни, и взмахнула рукой служанкам в сторону подноса — забирать. — Убирать за собой — задача каждого уважающего себя алхимика… Но сегодня сделаем исключение, — поджала губы госпожа, обозревая пять грязных турок в ряд, грязную печь, рассыпанные на столе молотые зерна и специи, мерные ложечки и почему-то покосившиеся весы. — Завтра — исключений не будет. И… поздравляю тебя с первым, не слишком успешно сваренным зельем, ученик.

Глава 40. Трудности обучения юного господина из рода Фу

Три декады спустя

Эль-Элиф, нейтральные клановые территории, городской квартал Эль-Руфа

Внешний двор Храма Нимы

Коста вышел из паланкина первым, придержал занавес, и подал руку госпоже Фу так, как они отрабатывали много раз отрабатывали дома — почти по сто мгновений. Пятьдесят — как посадить даму в паланкин, как подать руку, как склонить голову, где допустимо касаться. И пятьдесят — как эту самую даму из паланкина вытащить.

Даму в простом будничном наряде, даму «в праздничном» — с пятью юбками ханьфу к ряду, даму «испытывающую боль и недомогание и не в состоянии совершать действия», даму-с-детьми, даму-очень-больших-габаритов, даму, которая «имеет виды на данного конкретного молодого господина и желает поставить его в неловкое положение», и даму, «которая демонстративно не хочет принимать помощь и жест уважения, желая продемонстрировать явное презрение на виду у окружающих».

Если бы раньше Косту спросили, как помочь даме покинуть паланкин, он бы сказал — все просто: подать руку, придержать, отступить назад, но наука покидать движущиеся транспортные средства живые и крытые оказалась дивно сложной для освоения вещью. Гораздо сложнее четвёртого каллиграфического стиля.

Наставница обучала его последовательно — ставила цель, обозначала навык, которым он, как юный господин рода Фу, должен владеть в совершенстве, объясняла теорию и потом тратила время на практику накануне каждого выезда.

А экзамен… «экзамен» он сдавал лично. Именно так именовала леди Эло краткие тщательно спланированные городские вылазки.

Нельзя стоять к даме слишком близко и нельзя слишком далеко; нельзя наклоняться чересчур, но и не выполнить намёк на уважительный поклон тоже нельзя — это сочтут неуважением. Нельзя подавать левую руку незамужним сирам, правую руку вдовеющим, и нельзя подавать две руки, если… габариты сиры не позволяют ей покинуть паланкин самостоятельно. Нельзя быстро тянуть, но и нельзя медлить, чтобы не подумали о том, что господин проявляет особое внимание. Нельзя разговаривать много — это неуместно, но и нельзя молчать — это могут счесть оскорблением. При этом нужно не забывать об осанке, о публике, о выражении глаз, о том, что движения должны быть плавными, а рука твёрдой.

— Молодец, — шепнула ему Госпожа Эло, когда он отпустил тёплые пальцы, помогая наставнице покинуть паланкин. Голос госпожи звучал едва слышно — из-за кади, накидка закрывала всю голову и спускалась до середины пояса, и из-за того, что говорить громко на публике признак дурного тона. Орет — чернь. Высокородные не меняют высоту голоса, они