одной интонацией способные донести сотню оттенков. — Жди здесь — я отдам подношения и вернусь. Веди себя так, как мы учили, — наказала Эло и, поправив кади, медленно двинулась в сторону храмовых врат, но ее опередили.

Сухонькая, сгорбленная, высотой ему по плечо, старушка, с выбеленными ветром и возрастом волосами, с открытым лицом, устремилась вниз по ступенькам, и, подбежав к госпоже, склонила голову в коротком поклоне, а потом быстро кинулась прямо к нему. Ухватила за руки, запрокинула голову, пытаясь подслеповатыми слезящимися глазами рассмотреть хоть что-то под кади — но Коста был уверен, что она не увидит ничего, кроме глаз, и… разрыдалась.

Этого они не отрабатывали.

— Господин, — заголосила старушка так громко, что на них обернулись все в храмовом дворе — три паланкина, с гербами кланов, которые они проходили на вчерашнем занятии, дамы, слуги, и пара жриц. — Младший господин Фу! Как благословенна ко мне Нима, что позволила увидеть вас собственными глазами до моего заката…

— Нанэ-э-э… — покровительственно, твёрдо, но достаточно громко, чтобы укоризну в голосе госпожи Фу было слышно в каждом уголке двора, проговорила Наставница Эло. И потому, как довольно блеснули темные глаза в прорезях кади, Коста понял, что и это тоже было спланировано, если не рассчитано до мгновения и мига, дотошно, как в любимых зельях госпожи — каждому ингредиенту время и место, и — пропорции. — Поприветствуй свою старую няню, она качала тебя на руках до трех зим, пока Нима не призвала ее на служение… — Быстро пояснила Эло — Косте, и тот выделил из сообщения главное — приветствовать так, как должно приветствовать вассалов рода, обладающих определенными заслугами перед кланом — и склонил голову покровительственно, на точно положенный угол.

Старушка плакала, кланялась, госпожа Эло не слишком пыталась остановить её, скорее — не мешала производить как можно больше шума, повторяя через раз:

— Младший благословенный господин Фу! Наш Младший благословенный господин Фу! Дни моего заката озарило светило! Нима милостива к слуге своей, позволив увидеть надежду и продолжение рода своими глазами!

— Будет, Нанэ… будет… мы спешим… проводи меня к столу с подношениями, я прибыла вознести хвалу богине… — остановила ее довольная Эло мгновений через пять, убедившись, что в храмовом подворье не осталось ни одного человека, который бы не расслышал новость.

Старушка в серой верхней одежде «прихрамовых слуг, но не жриц», наконец оторвалась от его халата, и упав на колени, приложилась лицом к пальцам — точнее к кольцу с гербом Фу, которое выдал ему Глава перед тем, как придирчиво изучил готовность к выезду.

Наставница в сопровождении няни ушла, и Коста остался стоять — именно так, как и положено «сопровождающему Старшую даму младшему сиру», под перекрестным огнем обжигающих взглядов всех во дворе храмового комплекса.

Вестники вспорхнули вверх через пол мгновения, как только Наставница скрылась в дверях храма. один, два, три, десяток вспышек.

«Фу-у-у-у… здесь Наследник рода… »

Шёпот, едва слышный, но при этом отчетливый, набирал силу:

«Наследник… прятали… время представить кланам… наследник… наследник… наследник… »

Коста стоял не шелохнувшись, ровно так, как не раз отрабатывали — выпрямив спину, и направив взгляд поверх толпы — на храмовую черепицы крыш, расслабленно и спокойно, потому что чувствовал едва заметное движение воздуха — за правым плечом переместился ближе «бородатый нянь, приставленный Главой», а также потому что где бы они ни были — везде действовало «правило десяти», которое распространялось навсех высокородных, а теперь и на него тоже.

Почему именно «десять» — Наставница объяснить не смогла, просто дернула бровью — это то, что не требует объяснений, это негласные правила, это то, что впитано с молоком матери… всеми, но не им. Десять слуг — ровно столько может взять с собой сир или сира первой крови, если прибывает на чужую территорию.

Десять — допустимое сопровождение, больше десяти — прямая демонстрация опасений недружественному клану. Десять шагов — ровно настолько был очерчен круг безопасности вокруг паланкина с гербом Фу, который остался охранять Коста. Десять шагов вокруг любого сира — личное пространство, нарушить которое можно только по приглашению, в качестве сопровождения, если представлены, или для того, чтобы бросить вызов. Пока Коста сам не сократит дистанцию — никто не посмеет подойти ближе. А здесь — его не знал никто, он никому не был представлен ранее официально, и только тот, кто выше статусом, мог подойти и нарушить «негласную границу» лично.

«Правило десяти» — он выучил в самый первый выезд, и был уверен, что высшие, сплошь повернутые на ими же придуманных правилах этикета, скорее умрут от любопытства, чем нарушат что-либо.

Уже пятнадцать мгновений, как госпожа Фу скрылась за дверями храма, и за это время ни один человек не покинул двор, наоборот — леди-в-кади собрались в одну кучку и подошли максимально близко — на те самые десять шагов, немного поодаль, стояли слуги, рассматривающие его с жадным неослабевающим интересом. Через двадцать мгновений в храмовый двор начал стекаться поток посетителей и паланкинов.

А через тридцать мгновений Коста вспотел.

Не только потому что было жарко, а кади — закрывает поверх все, но и потому что народу стало столько, что храмовый двор не вмещал всех желающих — они толпились так, что персику негде было упасть и прибывали ещё и ещё — вестники продолжали сверкать в воздухе яркими вспышками.

На шепотки — «Фу-у-у-у… тот самый… прятали…говорили же, это он был в лавке на прошлой декаде… а ещё их видели в городе… слухи не врут… наследник… » — Коста уже не обращал внимания — все силы уходили на то, чтобы стоять ровно. Воздух от напряженного внимания толпы сгустился так, что брось плетение огня — и двор полыхнет от малейшей искры.

— Едем, я закончила, — скомандовала госпожа Фу, обернувшись через плечо на жадно взирающую публику. Ещё ни разу за эти декады Коста так не радовался Наставнице и первый раз понял смысл того, что говорила Мастер — «храм Нимы — это испытание мы оставим на потом, ты пока не готов».

Коста думал, что придется отправить слуг — прокладывать путь госпоже через плотно набитый двор, но оказался не прав. Как только Старшая леди дома неясыти показалась на ступеньках храма, публика отступила в сторону, образовав широкий коридор — от входа — до их паланкина. По которому очень медленно, явно наслаждаясь всеобщим вниманием и отклоняя все попытки поговорить, гордо подняв голову шествовала его Наставница.

— Ну же, ты уснул? — прошипела она замершему Косте. Который помедлил на миг чтобы подать руку.

Он исправился, встряхнулся, дал положенные знаки слугам и охране, и с облегчением нырнул внутрь, наслаждаясь тем, что тонкая непрозрачная ткань паланкина скрыла его от чужих взглядом.

— Неплохо. Не идеально, но — неплохо. Будем считать, что ты справился. Ошибки разберем дома. А теперь — в храм Великого! — удовлетворенно мурлыкнула леди Эло, щелкая застежкой — ткань кади стекла по плечу, открывая довольное и умиротворенное лицо Наставницы.

Паланкин тронулся, чуть качнувшись. Коста коснулся занавеси, чуть отодвинув в сторону — жадные любопытные взгляды преследовали их даже сейчас.

Если так будет всю жизнь… Если это и есть — жизнь Наследника клана, Великий посмеялся над ним… Если бы три декады назад, он знал, что его ждет…

* * *

Уже шестой раз — за три декады, строго по расписанию, мастер Эло вывозила его «в люди» — «пообтесать северное убожество», как выражалась она негромко и только себе под нос, и официально, «чтобы закрепить материал и проверить навыки в полевой обстановке города».

Небольшого, провинциального, «даже не пятая часть великолепия сердца горячего Юга — Да-ари», так говорила Наставница. Но тем не менее, Эль-Элиф был городом. Затерянным в песках, построенным между двух оазисов, обеспечивающих водой всех, кто пересекал границу городских стен. Городом, поделенным на не равные части — общие кварталы и личные владения каждого клана, пусть это одна улочка, ремесленная лавка или дом.

Клановые территории помечались знаками — тут и там на белых стенах из песчанника можно было заметить алые пятна гербов — вот это здание постоялого двора — единственного на весь город принадлежит Сай, на калитке садика, разбитого у артефакторной лавки красовался герб Фу, театро выстроили Ян Си,