Митя ушел и больше не вернулся. После, ближе к вечеру, кто-то пришел к ней и сказал, что с Митей что-то случилось. Что-то совсем плохое. Но ей не нужно было сообщать об этом, она и сама все знала. Кто же приходил сюда?.. Лина задумалась, но вспомнить не удавалось. Это была женщина, вроде бы знакомая. Наверное, тетя Оля. Или эта толстуха Соня.

Впрочем, какое это имеет значение? Что бы ей ни говорили, кто бы что ни плел, она одна знала правду. Митя ушел – так было нужно.

Но он вернется. Лина улыбнулась и спустила ноги на пол. Им предстоит нелегкий разговор. Теперь ей уже не удастся скрыть от него правду. Они – те, кто ушли из этого мира, – всегда все знают и видят. В отличие от живущих, им все ведомо.

Вдруг муж не простит ее? И не захочет возвращаться?

Нет, нельзя думать о плохом. Митя любит ее, а когда любят – все прощают.

В этот момент в дверь негромко постучали. Это он? Уже? Так скоро?

Ангелина стремительной легкой тенью метнулась к двери и распахнула ее настежь, так что дверь ударилась о стену. Свет из коридора хлынул в темную комнату.

– Митя? – задыхаясь, воскликнула она и шагнула вперед, навстречу ему.

Однако небольшой коридорчик (Вроде бы некоторое время назад здесь толпились люди… На самом деле или ей все приснилось?) был пуст.

На всякий случай Ангелина подошла к лестнице, перегнулась через перила и глянула вниз. Там тоже никого не было.

Она озадаченно нахмурилась. Как же так? Неужели показалось? Но стук был таким отчетливым. Она точно его услышала и сразу побежала открывать.

Помедлив, Лина отступила назад, закрыла дверь, снова погрузив комнату во мрак. И едва не завопила от испуга: стук раздался снова, только намного громче и настойчивее. Кто-то нетерпеливый (Почему «кто-то»? Это, наверное, Митя, кто же еще!) колотил по двери кулаком, требуя, чтобы его немедленно впустили. Она замерла на месте, не веря своим ушам. Мгновение назад в коридоре никого не было – Лина сама видела. Когда же он успел подойти?

Может, ей снова кажется? Нет, за дверью точно кто-то был – она слышала, как он слепо шарит по ней руками, будто стараясь найти ручку и отворить ее. Происходящее было необычно и немного пугающе. Ангелина не решалась подойти, отпереть дверь и впустить посетителя внутрь.

Но, с другой стороны, и Митя теперь не вполне обычен. И, возможно, даже наверняка сердит на нее.

Лина снова отворила дверь – на этот раз медленно, с опаской.

Теперь на пороге стоял человек. Только это был не Митя.

– Доброй ночи, – поприветствовал он девушку, прежде чем она успела вымолвить хоть слово.

Ангелина сразу же узнала и голос, и облик. Это был тот самый старик, которого она видела в день приезда. Старик был все так же одет в старомодный светлый костюм с галстуком. На голове красовалась шляпа. Он оскалил в улыбке ровные белые зубы и слегка приподнял шляпу в знак приветствия.

– Что же вы молчите? Удивлены?

Лина нашла в себе силы слегка кивнуть, не отводя взгляда от гостя.

Старик как ни в чем не бывало продолжал говорить, не забывая улыбаться. Только вот тепла в его улыбке было не больше, чем в куске льда.

– Не беспокойтесь, я на секундочку. Не буду проходить. Зашел только поздороваться. Прошу прощения, я, кажется, разочаровал вас? Вы ведь ждете кого-то другого, не так ли?

Она снова чуть склонила голову, соглашаясь.

– Конечно, дорогая, конечно. Вас непременно навестят сегодня, не беспокойтесь!

Лина молчала, и старик наклонился к ее уху. Она была довольно высокой девушкой, но этот человек был выше почти на полголовы. Прежде старик казался ей ниже и вроде бы худощавее… Хотя, возможно, она ошибалась, ведь видела его всего лишь дважды – и то недолго.

Повеяло запахом мятного порошка. Ангелина представила, как старик каждый вечер вынимает изо рта вставную челюсть, чистит ее зубным порошком, улыбается младенчески голыми деснами. Или он не делает ничего подобного, потому что… В голове полыхнуло: это же не человек! Помнишь, как сказала Мария? Это сама смерть разгуливает по земле в облике старца в белом костюме! Но ведь ей все приснилось, той встречи с Марией не было! Или была? Лина задышала часто и мелко, почувствовав, что сильно напугана.

– Смертельно напугана, если уж быть точной! – ухмыльнулся старик. Не усмехнулся, а именно ухмыльнулся. Эта злая гримаса, исказившая его благостные черты, поразила Лину даже больше, чем то, что старик каким-то образом умудрился забраться к ней голову и подслушать мысли.

Тем временем ночной гость осторожно отвел ей за ухо прядь волос и тихо, почти шепотом проговорил:

– Вас навестят, и очень скоро… Я ведь обещал вам много-много вечеров в Локко, верно? А я всегда сдерживаю обещания.

Он резко отпрянул, внезапно оказавшись возле лестницы, и дверь сама собой захлопнулась с оглушительным грохотом. Лина вскрикнула и попятилась. Сердце истерически колотилось о грудную клетку, дыхание причиняло боль. Ей хотелось вопить от ужаса, звать на помощь, но краем сознания Лина понимала, что помочь ей не сумеет никто. Она как будто провалилась в другое измерение, куда обычным людям проход закрыт.

«У меня свои дела с Локко», – подумала она, и мысль показалась успокаивающей. Это место живет по своим законам, которых Ангелина пока не знает. Но все впереди – она научится и перестанет бояться.

Постепенно успокоившись, Лина огляделась по сторонам и обнаружила, что, несмотря на закрытую дверь, теперь в комнате гораздо светлее. Она быстро поняла, в чем дело: занавески почему-то оказались раздвинуты, хотя она и близко к окну не подходила.

В комнату заглядывала полнолицая круглая луна. На кровати кто-то сидел, сгорбившись, уронив руки на колени.

Эта ночь определенно была полна сюрпризов…

Снова вернулся липкий, ползучий страх, от которого леденеют руки и противно тянет в районе солнечного сплетения. Еле переставляя непослушные ноги, Лина подошла ближе.

Не было нужды спрашивать посетителя, кто он. Она и без того видела. В бледном лунном свете ясно вычерчивались все мерзкие детали знакомого облика. Лина узнавала седые волосы, стянутые резинкой в жидкий хвостик, маленькую головку, покатые плечи. На тете Оксане был тот самый халат с короткими рукавами, широкими бретелями и квадратным вырезом, который она надевала в свой последний день – и вообще во все дни, когда бывала дома. Лину тошнило, когда она видела рыхлую мягкую кожу на груди и шее, дряблые старческие руки, покрытые отвратительными пигментными пятнами. Она ненавидела в тетке все: облик, голос, характер, слова, поступки. Та отвечала взаимностью.

Забрав Лину у сумасшедшей матери, бабушка, Марина Сергеевна, оформила опеку над ребенком. Но не на себя, а на свою дочь, Оксану Кольцову. Бабушке было уже под восемьдесят, и, хотя была она сильной, энергичной, все держала в крепких руках, часы ее могли в любой момент остановиться.