Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он со вздохом кивает на встроенный серебристый холодильник, подходит к нему и распахивает.
— Знаешь, про такие запасы обычно говорят: мышь повесилась. Ну, я поверил, понадеялся, настроился даже открыть в себе новые гастрономические пристрастия, а здесь… — Пока я любуюсь абсолютной пустотой холодильника, Макар трагическим тоном сообщает мне новый секрет: — От него даже мыши сбежали! Нашли более уютное место для самоубийства!
Мой смех разряжает обстановку и словно встряхивает Фрола. Он садится напротив меня, и пока его брат возится с туркой и кофе (наличие которого заставляет хозяина квартиры чуть приподнять в недоумении брови), кладет свою ладонь поверх моей и поглаживает ее подушечкой большого пальца. Я не убираю ладонь, не комментирую его поведение, просто накрываю его ладонь второй рукой и такое у меня странное ощущение от взгляда глаза в глаза… как будто он действительно побывал в настоящем холодном склепе, а сейчас пытается отогреться, оттаять.
— Вот вам! — сообщает Макар, громко водрузив на стол три чашки с изумительно пахнущим кофе. Он взбирается на стул, потом вспоминает, достает из пустого шкафчика пачку печенья и тоже кладет на стол. — У тебя было, конечно, вкуснее и более сытно…
Он покаянно разводит руками, а я вдруг вспоминаю, почему у меня сегодня весь день такая тяжелая сумка.
— Сейчас, — говорю я двум братьям, топаю в прихожую и вскоре возвращаюсь с полным контейнером-термосом. — Моя доля.
Парень вскрывает контейнер, переводит на меня взгляд «это даже лучше мышей!», быстро ставит пельмени в микроволновку, хотя они и без того еще теплые, и вскоре мы все принимаемся за настоящий обед. К счастью, в отличие от еды, посуды и приборов здесь вдоволь.
— А-бал-де-н-но, — выдает похвалу Макар, который со своей порцией справляется первым. — Это в каком магазине поняли, что пельмени — это не только тесто?
— Это домашние, — сообщаю я.
— Ты делала? — удивляется парень. — Может, и правда зайти к тебе, взять как-нибудь мастер-класс? Нет, сам делать, конечно, не буду, это так, на будущее… передать рецепт той, которая не будет жалеть для моего удовольствия и здоровья своего драгоценного времени.
— Когда найдешь — приходи, — соглашаюсь я. — Познакомлю тебя со своей бабушкой. Она большая любительница проводить мастер-классы.
— С бабушкой? — парень заметно приунывает, явно сомневаясь, что сможет долго продержаться в компании пожилого человека.
— А еще она большая поклонница красных шляп, — добавляю я.
И он заметно приободряется и даже обещает, что если что, то прям сразу на обучение.
Мы с Макаром болтаем о пустяках, и я выбалтываю о том, что мастер-класс по пельменям успешно прошла не только я, но и Катерина, моя подруга. На удивление, парень ее отлично запомнил и, поинтересовавшись, остались ли у нее запасы такой вкуснотищи, просит номерок телефона.
— Может, — говорит он, подмигивая, — и искать никого не придется.
Катерина, конечно, упоминала, что думает об очаровательном Алладине, но номер без ее согласия я дать не могу. Поэтому забиваю в свой телефон номер Макара и обещаю, что информацию передам, а там уж…
Все время, пока мы с Макаром общаемся, его старший брат продолжает молчать. И, пожалуй, я бы чувствовала себя неловко и однозначно ушла… если бы Фрол не продолжал поглаживать мою ладонь и при этом едва заметно, но неимоверно тело улыбаться.
И мне даже начинает казаться, что теплее становится не только мне, но и квартире, которая впитывает наши голоса, вслушивается в наш смех, любуется этой скупой улыбкой хозяина и по крупицам начинает обволакивать нас уютом.
Не знаю, какие дела образовываются у Фрола — возможно, это связано со звонками, которые атаковали его телефон в квартире, но он высаживает меня на остановке у офиса, а сам уезжает.
Я пытаюсь настроиться на рабочий лад, но все делаю машинально: мысли постоянно крутятся вокруг мужчины, который на прощанье не сказал ни единого слова. Изменилось ли что-нибудь между нами? Не знаю. И мне не хочется этого знать.
Мне вообще не хочется думать об этом.
И мне хоть в чем-то везет.
В планы менеджеров не входит засиживаться в пятницу вечером, тем более что и не для кого — директора нет, поэтому с накладными мы управляемся быстро. Марья Ивановна тоже расстреливает все шарики в виртуальной игре и с чувством выполненного долга уходит домой пораньше.
Последними офис покидают программисты. Артем заглядывает, чтобы попрощаться, замечает меня с толстой папкой договоров, которые я перебираю, и советует не засиживаться.
— Мне спешить некуда, — отшучиваюсь, — у меня черепахи нет.
— А кто есть? — мимоходом интересуется парень.
Он уходит, а я все еще прокручиваю в мыслях его вопрос. И не кому-то, а сама себе отвечаю: есть родители, брат, бабушка и подруга. И мужчина, с которым у нас непонятные отношения, впрочем…
И только в мысли подкрадывается сомнение, как я слышу уверенные шаги в коридоре, и еще не видя гостя, понимаю, что это он.
Мужчина, который пришел не случайно, а вернулся за мной.
Он прислоняется к косяку двери, какое-то время мы просто молча рассматриваем друг друга. Не знаю, что он чувствует в эту минуту, но я вдруг отчетливо понимаю, что мне его не хватало.
Мне хотелось его увидеть. Хотелось просто знать, что он неподалеку, в другом кабинете, и если сделать всего пару шагов…
Но он, словно компенсируя то, что у меня не было этого шанса, делает эти шаги за меня.
— Опять волосы собрала, — его пальцы снимают запасную заколку, которой я воспользовалась, едва его машина отъехала.
Он кладет ее в карман куртки, склоняет голову, любуясь своей работой, и, чуть прищурившись, говорит:
— Пусть это будет моим испытанием.
И мне не нужны пояснения, чтобы понять его без тех слов сожаления, которые он не может произнести. Не привык.
И не нужны уговоры, чтобы вложить свою ладонь в его и выйти из кабинета, где гаснет свет, прощаясь до понедельника.
Машина ждет на стоянке, и я тоже обхожусь без лишних вопросов: потому ли Фрол действует так открыто, что видел, знал, что других сотрудников уже нет.
Сейчас это не имеет значения.
Как и то, куда мы несемся по вечернему городу, зачем обгоняем другие машины, и сколько еще светофоров будут нас услужливо пропускать к неведомой цели.
Мелькают за окнами освещенные улицы, отскакивают от черных шин крупицы замерзшего снега, стираются из памяти номера авто, которые остаются за нами, ускользают от сознания навязчивые вывески, пытающиеся ярким неоном проникнуть на закрытую территорию, где есть только двое.
Мужчина и женщина.
Мы.