– Отпустите меня, – жалобным, почти детским голосом попросила заложница.

От такой просьбы, а главное, от этого жалобного голоса у Муромцева невольно защемило сердце. Конечно же, он ничего не имел против этой женщины и уж тем более – не считал ее своим врагом. Он относился к ней так, как, возможно, относился бы к любой другой женщине, кем бы она ни была: с жалостью, пониманием и состраданием – ведь нелегко ей сейчас, в скверную ситуацию она попала, неизвестно, что будет буквально через минуту, а значит, неизвестно и то, сможет ли она выпутаться из этой ситуации, уцелеет ли, если, чего доброго, ее сослуживцы откроют пальбу… Ему сейчас очень хотелось отпустить эту Мериду подобру-поздорову и даже попросить у нее прощения за тот страх, который он совместно с Павленко ей причинил, и даже сказать какие-то добрые напутственные слова. Но он также понимал, что ничего этого не сделает. Несмотря на все свое искреннее желание и душевную маету. Поэтому он лишь слабо покачал головой и повторил свои прежние слова:

– Мы не сделаем вам ничего плохого. Нам нужны ключи от двери…

Мерида коротко и судорожно всхлипнула, подошла к столу, порылась в ящике и протянула Муромцеву связку из трех ключей.

– Благодарю, – сказал Муромцев и передал ключи Павленко.

С ключами и замками Павленко разобрался скоро. Ключей было три, и замков тоже три. Вскоре дверь оказалась запертой на все три замка.

– Так-то лучше, – проворчал Павленко, пряча связку в карман. – Конечно, надежды на эти замочки – аховые, но без них было бы еще грустнее. Ну-с, а теперь – за дело. Василий, а ты присядь. Да и дамочка пускай присядет тоже. А то, я вижу, вы сейчас упадете вдвоем – рядышком друг с дружкой. И что мне тогда с вами делать?

– Можете сесть, – сказал Муромцев Мериде. – Но прошу, без глупостей.

Женщина кивнула и упала в кресло рядом с Муромцевым. Павленко тем временем достал рацию, быстро ее настроил и произнес:

– Первый, я Третий, Первый, я Третий. Как меня слышите?

– Третий, я Первый, – отозвалась рация. Это был Богданов.

– Обе кукушки залетели в гнездо, могут куковать, – сказал Павленко.

– Кукуйте, – прозвучал голос из рации. – И ждите других птичек… Как вторая кукушка?

– Нормально, – сказал Павленко.

– Тогда – отбой, – сказала рация и умолкла.

– Кукуй, – глянул он на Муромцева. – Справишься с заморской аппаратурой?

– Справлюсь, – сказал Муромцев. – А не справлюсь, так у нас есть помощница. Она подскажет.

– Ну да, – с сомнением произнес Павленко. – Она тебе подскажет…

– Грубый ты человек, – усмехнулся Муромцев. – Не умеешь находить подход к женщине.

– А ты, значит, умеешь?

– Конечно, – с уверенностью ответил Муромцев. – Даже – к американкам. Какая разница – американка она или наша? Все равно женщина…

Павленко ничего не сказал, лишь иронично хмыкнул. Муромцев придвинулся вместе с креслом к столу и взял в руки микрофон.

– Так, – сказал он. – Что мы тут имеем? А, ну все понятно! Сейчас щелкнем вот этой кнопочкой и закукуем…

Говоря так, он искоса наблюдал за Меридой. Она неподвижно сидела в кресле и внимательно наблюдала за действиями Муромцева. «А ведь подсказала бы, если бы я попросил! – подумал Муромцев. – Точно – подсказала бы!»

Он улыбнулся Мериде, сделал успокаивающий знак рукой, придвинул к себе микрофон, щелкнул тумблером и заговорил по-английски:

– Всем внимание! Всем внимание! Прослушайте важное сообщение! Я – сотрудник спецназа КГБ СССР! Только что нами захвачен аэродром Темпельхоф! Радарная антенна и узел связи находятся под нашим контролем! Взлетно-посадочная полоса заминирована в нескольких местах! Таким образом, аэродром полностью выведен из строя. Отдельно обращаюсь к командованию аэродрома. Нами захвачены заложники из числа ваших военнослужащих. В случае если вы отдадите приказ выбить нас с захваченных пунктов управления аэродромом, мы окажем сопротивление и ваши сотрудники погибнут. Будьте благоразумны. Выполнив задание, мы покинем аэродром и освободим всех заложников! Ку-ку! – последние слова Муромцев уже произнес, когда микрофон был выключен.

– Через пару минут сообщение надо повторить, – сказал Павленко. – Чтобы до них лучше дошло… Сможешь?

– Да, конечно, – кивнул Муромцев, в изнеможении откидываясь на спинку кресла. – Вот только соберусь с силами… Слушай! – вдруг вскинулся он и посмотрел на Павленко. – Тут у меня возникла одна интересная идея! А что, если за меня эти слова произнесет она? Ну, наша пленная? А?

– Это еще зачем? – поднял брови Павленко.

– Думаю, в этом случае у них развеются все иллюзии, – сказал Муромцев. – То есть они поймут, что мы не шутим и не блефуем. Когда с ними говорит их же солдат…

– Она им такого наговорит… – покрутил головой Павленко.

– А что она может им сказать, кроме правды? – глянул на него Муромцев. – Что узел связи не захвачен, а сама она – на свободе? По-моему, это не тот случай, чтобы врать. Тут ничего, кроме правды, и сказать-то невозможно!

– А что, – загорелся идеей Павленко. – А ведь и в самом деле! К тому же изгнанные нами барышни, я думаю, уже успели добраться куда нужно и тоже сообщили своим командирам о нас! Так что тут и впрямь соврать трудно. Что ж, пускай говорит твоя зазноба. Вот только захочет ли она? Все-таки это, как-никак, получается сотрудничество с врагом! Или, может, у них другие представления насчет таких деликатных моментов?

– А вот я сейчас с нею поговорю и узнаю, – обернулся Муромцев к женщине: – Мерида, я прошу меня выслушать. Внимательно выслушать! У меня к вам важный разговор. Если хотите – просьба. Ради вашего же блага. Если вы ее выполните, то, может быть, обойдется без стрельбы. Вы меня понимаете?

Разговор получился довольно долгим. Вначале Мерида задавала вопросы, затем выслушивала ответы Муромцева, задавала дополнительные вопросы, отрицательно качала головой, даже махала руками, с чем-то не соглашаясь.

Но, похоже, Муромцев сумел ее убедить. Кивнув головой, женщина подошла к столу, взяла микрофон и стала говорить:

– Я – Мерида Рэй, солдат американской армии, несу службу на узле оповещения. До меня с вами говорил один человек. Он говорил правду. Он действительно русский, сотрудник КГБ. Они в самом деле захватили все важные узлы