Лиля наблюдала через окно на террасе, как Иван садится в машину, попутно ругая кого-то в телефонную трубку. Потом она прошла в комнату, где жила с детьми, и аккуратно опустилась на кровать, укладывая рядом Мишутку. Лиля погладила сына по спинке, утешая и убаюкивая. И когда малыш заснул, она тоже чуть прикрыла глаза и позволила себе хоть немного подремать.

— Ну, я тебя умоляю, Слава, хоть сегодня не проморгай ты нашу вдову, — сердечно попросила телефонная трубка голосом полковника Шульгина. — У нас к ней вопросов накопилось…

— Может, ее во всероссийский розыск объявить? — вежливо осведомился Лобанов.

Трубка сотряслась всевозможными ругательствами и отключилась. Смысл сказанного начальником сводился к получению огромной "дыни" со стороны высшего руководства в случае объявления вдовы в розыск.

— Я и забыл, что Дунаев имеет к этому делу особый интерес, — почесал затылок Лобанов.

Оставалось надеяться, что на сегодняшнем мероприятии она объявится. Во всяком случае, должна.

И что там развернется, одному богу известно. И нужно обязательно поспеть к финальному акту.

Он прилетел в город, показавшийся ему шумным и грязным, рано утром. По дороге с вокзала отметился в местном уголовном розыске, получил автомобиль "Ваз-21214", выпущенный задолго до строительства "АвтоВАЗа". В придачу к автомобилюприлагался капитан Шестаков, прикрепленный к Лобанову для помощи и содействия. Машина, несмотря на свой затрапезный вид, имела хороший и бесшумный ход.

— Двигатель от мессершмидта, — вяло пошутил Шестаков. — На кладбище еще рано ехать. Гражданская панихида начнется в двенадцать в музыкальном театре. Потом похороны, отпевание в храме. Да, кстати, поминать Корабельникова собираются раздельно.

— Это как? — удивился Лобанов.

— А у него была вторая семья. Сергей Валентинович жил с молоденькой соплюшкой, лет двадцати. Поэтому у гроба соберутся две вдовы, которые друг друга терпеть не могут, готовят двое поминок.

Встретив недоверчивый взгляд Лобанова, Шестаков добавил:

— Я узнавал. Это точно.

— А как мы определим, куда наша вдова явится?

— Просто мы сейчас в одно место прокатимся.

— Какое одно место? — возмутился Лобанов.

— Прошу послать нас с женой в одно место, — хохотнул Шестаков и добавил: — Ваш покойничек и наш покойничек крепко дружили с одним нашим кандидатом в покойнички. Вот его сейчас и навестим.

— Каким кандидатом? — оторопело спросил Лобанов. Шестаков выводил его из себя своими дурацкими шутками.

— Дружба крепкая не развалится, — пропел Шестаков дурашливым голосом.

Лобанов смотрел на него как на полного идиота.

— Да ты пойми, если Лиля Цагерт в Городе, то жить она может только у Вити Пахомова, — заверил его Шестаков.

— Но ваши же люди проверяли, — возмутился Лобанов.

— Проверяли, — добродушно кивнул Шестаков. — Но у Пахомова три дома, две квартиры в городе, и полно недвижимости в округе. Все не проверишь. Но если она в Городе, сегодня они обязательно встретятся. Поэтому предлагаю последить за Пахомом.

Виктор Николаевич Пахомов заехал на цветочный рынок и купил охапку темных, почти черных роз. Прежде чем купить, он долго ходил по рядам, тщательно выбирая и торгуясь. За ним по пятам следовала охрана. Лобанов, прогуливавшийся следом, успел заметить несколько крепких ребят. Черт возьми, охраняют как президента. Он долго смотрел на здорового молодого мужика в черной рубашке и даже один раз встретился с ним взглядом, от которого стало не по себе.

"Не хотел бы я быть его врагом — растопчет и не заметит, — подумал Лобанов. — И все-таки странно, что общего у интеллигента Цагерта, чинуши Корабельникова и бандита Пахомова? — Лобанов всмотрелся в мрачное лицо Пахомова. — Траур у него, большое горе, и рубашечку черную нацепил и цветочки лично покупает. Только вот цветов многовато что-то. Видать, и Цагерта навещать собрался".

Пахомов прошел мимо него, отдавая распоряжения в трубку сотового.

Наверное, готовится проводить друга в последний путь на широкую ногу. И если Лиля Цагерт мелькнет где-нибудь, то попадется птичка в клетку.

— За нами хвост, — заметил водитель.

— Менты, — презрительно хмыкнул Пахом. — Я их еще на рынке срисовал. Один из Москвы. Попробуй-ка оторваться. — Виктор Николаевич презрительно скривился, почесал затылок и полез в карман за телефоном.

— Джотто, тут к нам гости на хвост упали, ты там поаккуратней с моим грузом. Смотри, чтоб не прокис по дороге. Сразу, как дела сделаете, в "Ваську" вези. Усек?

— Да, все понял, Виктор Николаевич. А если кто спросит, почему от плана отклонились?

— Ничего не объясняй. На меня вали, понял?

— Кажется, мы их потеряли, — разочарованно протянул Лобанов. — С твоим мессершмидтом…

— Ну и что? Все дороги ведут в Рим, то есть в музыкальный театр. Пахом, видать, туда лыжи навострил. А там смотри, какую вдову утешать будет, на те поминки и поедет.

— Это и ежу понятно, — буркнул Лобанов, — учи ученого.

В фойе театра стояла невыносимая духота. Море людей, цветов. В центре зала на возвышении былустановлен дубовый гроб, ставший последним пристанищем маленькому тщедушному человеку, похожему на ученика средних классов. Чуть поодаль, в креслицах, сидели две вдовы. Одна, молодая, заливалась слезами, другая, постарше, сидела с отстраненным видом, тупо таращась на покойника. Вокруг каждой из них хлопотали люди. Пахомов в этой канители не участвовал. Он держался в стороне и разговаривал с двумя пожилыми женщинами. Одна из них была очень похожа на самого Пахома.

— Та, что справа, его мать. А вторую не знаю, — поделился наблюдениями Шестаков.

Зато ее знал сам Лобанов. Мамаша Лили Цагерт, Раиса Петровна, он допрашивал ее в день убийства. Она тоже заметила его и сказала об этом Пахому. Вот же блин. Сейчас предупредит дорогую подружку и все. Финита ля комедия. Но Пахомов даже не обернулся и за телефоном в карман не полез. Он так и простоял, как приклеенный, все два часа около этих теток. Никуда не отошел и ни с кем не заговорил. Лилия Цагерт на панихиде не появилась. Оставались еще отпевание и сами похороны.

Вдовы переругались между собой, кому из них сидеть в катафалке. Шестаков веселился.

Процессия двинулась по улицам города, пугая прохожих масштабами происходящего. Сам катафалк, за ним — машин двадцать-тридцать. Шестаков внаглую пристроился за "джипом" Пахомова, не отставая ни на метр. Тот ехал рядом с катафалком. С ним в машине находилась только одна женщина — его мать. На одном из перекрестков новенький красный "мерседес" начал перестраиваться, желая перейти в крайний левый ряд.

— Смотри, сейчас ему Пахом покажет небо в алмазах, — хохотнул Шестаков.

— Не сомневаюсь, — поддержал его Лобанов.