Но Виктор Николаевич Пахомов повел себя очень интеллигентно, пропустив вперед зарвавшийся "мерс", даже не посигналив ему.

— Большое горе у человека, — начал было комментировать Шестаков странное поведение Пахомова.

Но Лобанов перебил его:

— Смотри.

На светофоре зажегся красный. И, как по команде, открылись дверь автобуса и дверь "мерседеса". Из машины в автобус метнулась черная тень. Зажегся зеленый, и процессия продолжила движение, будто ничего и не случилось.

— Что это было? — риторически вопросил Лобанов.

— Наверное, кто-то из организаторов похорон, — самоуверенно заявил Шестаков.

— Подъехать бы ближе, — вслух подумал Лобанов.

— Фигли, Пахомова упустим. Да и "мерс" этот мешает. Едет рядом.

— Значит, дамочка обратно пойдет. Может, разглядеть удастся.

— Ага, за Пахомовским сараем много чего рассмотришь, — хмыкнул Шестаков

В автобусе ругались вдовы, выясняя, кто из них настоящая, а кто — нет. С одной женой Корабельников пока не развелся, а жил уже с другой. Через день — другой он должен был официально развестись с первой, а через месяц жениться на второй.

Вдовы ругались, родственники с обеих сторон пытались их примирить хотя бы на время. Гвалт стоял страшный. Водитель автобуса такое видел впервые. Ходили всякие небылицы… Но сам, лично… Никогда.

Рядом на боковом сиденье развалился смахивающий на хорька парень с целой охапкой роз.

— Открой дверь, брат, — попросил "хорек", когда автобус остановился на светофоре.

— Чего? — возмутился водитель. — Тебе что тут, муниципальный транспорт?

— Открой, Богом тебя прошу, — недобро проговорил парень.

— Хорошо, трудно, что ли, — быстро согласился водитель.

В салон вошла женщина, закутанная в черную шаль.

"О, третья вдова пожаловала", — про себя рассмеялся водитель и попытался рассмотреть ее в зеркало заднего вида. Ничего особенного — черные джинсы, черная майка. Глубокий траур — дело обычное. Нотут заметил, что разговоры и брань смолкли. Все присутствующие скорбящие родственники во все глаза уставились на вошедшую, на несколько секунд забыв о покойнике. Потом началась рокировка. Кто-то из женщин пересел, уступая новенькой место у гроба. "Хорек" молча протянул ей цветы.

Женщина села на освободившееся место, обнялась с первой вдовой и родителями покойника, еще с кем-то. Послышались удивленные возгласы и приветствия. "Видать, очень популярная особа, эта третья вдова, раз сумела всех угомонить", — со смехом подумал водитель.

Она погладила покойника по руке, поцеловала в лоб и горько заплакала. Вместе с ней зарыдали обе вдовы и родственники. Она долго причитала и наказывала передавать "там" привет и не оставлять одного. Потом, словно по команде, поднялась и направилась к выходу, но остановилась по дороге, обняла одну из пожилых женщин, нежно поцеловала.

— Все обойдется, мама.

Женщина обреченно закивала.

— Открой двери, брат, — снова попросил парень. Женщина вышла и сразу же юркнула в ехавший рядом "мерседес", который помаячил еще какое-то время около катафалка, но на оживленном перекрестке перестроился в другой ряд и вскоре растворился в потоке машин.

Пока стояли на следующем светофоре, "хорек" сунул водителю пару тысячных купюр.

— Никому не говори, брат. Прошу очень.

Водителю катафалка стало страшно. Во что он влип не по своей воле? Он оглянулся и успел увидеть краем глаза, как та самая женщина, с которой обнималась таинственная "третья вдова", быстро убрала розы из гроба и сложила их в общую кучу.

Кладбище походило на большой город и, по данным статистики, являлось самым крупным в Европе. На центральных аллеях стояли во весь рост какие-то мраморные фигуры, красовались гранитные и мраморные памятники с огромными фотографиями, с которых улыбались мужчины и женщины, а иногда дети. Громадные беседки, походившие больше на фамильные склепы, виднелись в ближайшем отдалении.

"Все-таки мы азиаты, — подумал Лобанов, с интересом оглядываясь по сторонам. — Ну, где в Европе встретишь такое. Тут можно ходить как в музее. Каждый памятник — как визитная карточка, подтверждающая платежеспособность родственников и друзей покойника".

Многие из памятников, с которых на Лобанова смотрели угрюмые бритые парни, говорили о периоде первоначального накопления капитала в отдельно взятом городе. Лишь в стороне Лобанов увидел десяток могил с памятником в виде крыла самолета. Летчики.

Прошло отпевание, а за ним — похороны. Но Лиля Цагерт так и не появилась. Обе вдовы по очереди порыдали на могилке и направились к машинам. За ними двинулись остальные. Перед Лобановым шли две девицы под ручку и разговаривали, ни на кого не обращая внимания.

Лобанов не прислушивался, обычные бабьи разговоры из цикла "А он че? А ты че?". Он думал о женщине, вошедшей в катафалк во время процессии. Ни ее, ни "мерседеса" он больше не видел. Значит, не организаторы это вовсе, а наша распрекрасная вдова. Что ж, снимаю шляпу, Лилия Михайловна, красиво придумано. Знать бы точно, блин, что это она была. Из раздумий его вывел голос одной из красоток:

— А вообще, ваша Лиля может обойтись без спецэффектов? — чуть громче положенного воскликнула она.

— Никогда, — торжественно заверила другая.

— Эскорт мотоциклистов забыли пригласить.

— Ага, и Лилька такая вся в коже, как Анджелина Джоли, и на "харлее"…

Девчонки хихикнули и направились каждая к своим. Одна — к высокому мордатому парню, нехотя распахнувшему дверь "джипа". А другая под гневную отповедь Цагертовской тещи уселась в машину к Пахомову.

"Младшая сестра нашей Анджелины", — про себя съязвил Лобанов, представив Лилию Цагерт, затянутую в черный комбинезон и с автоматом наперевес. Картинка получилась эротичной.

— Пробей "мерседес" по номерам, — попросил он Шестакова, прекрасно понимая, что по машине ничего определить не удастся.

— Уже пробил, — небрежно заметил тот. — "Мерседес" принадлежит Корабельникову.

— Какому Корабельникову? — опешил Лобанов.

— Этому, — криво усмехнулся Шестаков, кивнув на свежий могильный холмик, заваленный венками.

Допрос водителя катафалка ничего не дал. Тот заверил, что действительно заходила в салон какая-то женщина, с кем-то поговорила и вышла. А с кем, он не заметил, движение в городе слишком напряженное.

На поминки ехать не имело смысла. Лиля Цагерт лично простилась с дорогим другом и исчезла в многомиллионном городе. При этом Пахом оставался явно ни при делах. Ехал отдельно, нянчился с тетками, и казалось, даже не заметил, что произошло по дороге.

Для очистки совести Лобанов велел Шестакову завернуть к Пахомовскому ресторану "Василиса", где справляла поминки первая вдова.