Тростниковый сахар! Это открытие привело мальчиков ввосхищение. Особенно взволновался Петя, живо себе представивший, как изумитсятетя и как будут завидовать все знакомые, когда узнают, что Петя собственнымиглазами видел тростниковый сахар и пил с ним чай на террасе «с видом наМонблан». Мальчик даже сделал попытку немедленно начать писать письмо тете. Он ужевынул из сумки письменные принадлежности, но швейцарское утро было так чудноспокойно, такая тишина стояла вокруг, так неподвижно висели осы над розетками смедом, что Петя, вместо того чтобы писать, вдруг всем своим существомпогрузился в оцепенение.

Только теперь он почувствовал, как страшно устал отвпечатлений и как ему необходим отдых.

Перед ним все еще продолжали в беспорядке носиться картиныИталии. То он видел в пронзительно синем небе капитель колонны святого Марка сольвом, положившим лапу на каменное Евангелие, – и это была Венеция. Голубыедвухэтажные трамваи обходили красивую площадь вокруг беломраморного кружевногособора со всеми его двумя тысячами готических статуй – и это был Милан.Проезжали в облаках сухой, белой пыли мимо мраморных разработок Каррары, мимокосых штабелей громадных мраморных досок, кубов, плит, глыб, только чтовыпиленных из карьера и приготовленных к отправке. Неподвижно падала изящнаямногоярусная Пизанская башня.

Долго стояли на каком-то глухом разъезде среди знойнойживописной равнины и видели на горизонте мутно-сиреневую горную цепь, откудачуть заметно потягивало альпийским холодком. А затем знаменитый Симплонскийтуннель – двадцать два километра железнодорожного пути, проложенного в толщегорного массива, – внезапная пороховая тьма, тухлый запах каменного угля,оглушающий железный гул и черные зеркала плотно запертых вагонных окон, вкоторых так зловеще-похоронно вдруг отразились зажженные в поезде дрожащиеэлектрические лампочки слабого накала.

И после бесконечного получаса этого тягостного,неподвижно-стремительного движения, когда казалось, уже не хватает воздуха иникогда не будет конца могильной тьме, со всех сторон сжавшей поезд с двумявыбивающимися из сил локомотивами, – вдруг ослепляющий блеск дневного света,стук падающих оконных рам, радостный свежий ветер, ворвавшийся из долины Роны ибудто пролетевший по вагонам, выдувая вон тухлый запах туннеля. Горы. Ледники.Долины. Деревянные домики – шале – с жерновами сыра на крышах. Стада красных ичерных швейцарских коров и мелодичный не звон, а деревянный перестук их плоскихколокольчиков в солнечной тишине станции с белым крестиком на красномшвейцарском флаге и сенбернарская собака огромного плаката «Шоколад Сюшар».

И вот Петя уже в новой стране – хорошенькой, игрушечной…

С нижней террасы доносились голоса спорящих людей. Говорилипо-русски. Звуки родной речи сразу привлекли внимание мальчика, он сталприслушиваться.

– Вы не должны игнорировать принципиальное положение,единогласно утвержденное январским пленумом ЦК, – громко говорил, почти кричалженский голос, отчеканивая слова «игнорировать» и «пленум».

– Я не игнорирую, но… – мягко отвечал мужской голос соскрыто ироническими, баритональными интонациями.

– Нет, сударь, вы именно игнорируете или, во всяком случае,делаете вид, что не игнорируете.

– Это бездоказательно!

– Январский пленум совершенно ясно определил характердействительно социал-демократической работы, – быстро вмешался другой мужскойголос, глухой, сердитый, прерываемый короткими покашливаньями и сплевываньямизастарелого курильщика.

– Нуте-ка, нуте-ка, – произнес иронический баритон, и Петяясно представил себе, как это «нуте-ка» выталкивается из красивого, мясистогоноса.

– Отрицание нелегальной социал-демократической партии, – ещегромче закричал женский голос, – принижение ее роли и значения, попыткиукротить программные и тактические задачи и лозунги революционнойсоциал-демократии представляют собой проявление буржуазного влияния напролетариат…

Услышав слова «революционная социал-демократия» и«пролетариат», которые так громко раздавались внизу на весь сад, ВасилийПетрович даже вздрогнул и с опаской посмотрел на детей.

– А те, кто этого не признает, обманывают рабочих,распространяя либерально-буржуазные идеи о якобы конституционном характереназревающего кризиса, – сказал кашляющий голос застарелого курильщика, и Петяувидел, как внизу сквозь плющ стремительно вылетел окурок папиросы, упал награвий возле клумбы белых лилий и стал сердито дымиться.

– Ого! Не слишком ли сильно сказано?

– Подобные господа, – не унимался женский голос, –выбрасывают вон такие исконные лозунги революционного марксизма, как признаниегегемонии рабочего класса в борьбе за социализм и за демократическую революцию!

– Это я-то?

– Именно вы-то и господа, вам подобные…

– Бог знает что! – испуганно пробормотал Василий Петрович, инос его побелел от волнения. – Дети, сию же минуту уходите с террасы!

Но Петя, охваченный любопытством, уже лез животом на перила,свесил вниз голову и старался рассмотреть, что делается на нижней террасе.

Сквозь косую зеленую решетку, увитую плющом, мальчикуудалось увидеть стол с кувшином молока и нескольких человек, сидящих в плетеныхкреслах: сердитую даму в черной жакетке, похожую на учительницу, чахоточногоюношу в сатиновой косоворотке под старым пиджаком и красивого господина вчесучовой тужурке и с блестящим стальным пенсне на мясистом римском носу, изкоторого как раз в эту самую минуту выталкивалось ироническое «нуте-с,нуте-с…».

– Проповедуя так называемую легальную, или открытую, рабочуюпартию, вы и вам подобные суть не кто иные, как строители столыпинской«рабочей» партии и проводники буржуазного влияния на пролетариат! – кричаладама в жакетке, стуча костяшками кулака по столу с такой силой, что кувшин смолоком подпрыгивал и каждую минуту готов был упасть.

– Вот именно, самого настоящего буржуазного влияния… –задыхаясь от приступов кашля и отплевываясь, быстро и глухо говорил чахоточныйюноша, зажигая дрожащими руками спичку. – А ваша «открытая» рабочая партия приСтолыпине означает не что другое, как открытое ренегатство людей, отрекающихсяот задачи революционной борьбы масс с царским самодержавием, Третьей думой ивсей столыпинщиной!

Этого Василий Петрович выдержать уже никак не мог. Онсхватил Петю за плечи и потащил в комнату:

– Ты не смеешь слушать подобные вещи! Сиди в комнате…Павлик, сию же минуту марш с балкона! Ах, господи, что за наказанье! Всюдуполитика…