Но Петя уже ничего не слышал, упиваясь мрачной красотой этойиюльской вьюги. Он добежал до края обрыва, откуда в хорошую погоду обыкновеннооткрывался вид на всю горную цепь, на снежные вершины Монте-Розы, Юнгфрау,Маттергорна.

Теперь же ничего не было видно. Вверху, внизу и вокругкружилась метель, покрывая цветы и камни белоснежной пеленой.

– Зря только сгубили деньги, – бормотал отец, стараясьразглядеть хоть малейший намек на знаменитую горную цепь.

– Ах, папа, ты ровно ничего не понимаешь! – с тоскойвоскликнул Петя. Даже досадно! Внизу лето, жара, а мы… а мы видим снег. Однитолько мы!.. Неужели ради этого не стоило подниматься?

– Ну, внизу лето, а вверху зима. Вполне естественно. Незнаю, что ты в этом находишь особенного. В гористой местности это в порядкевещей. А ты просто фантазер, и ничего больше.

Весь облепленный снегом, со снежинками на бровях и ресницах,Петя стоял, скрестив на груди руки, в развевающемся плаще и с мрачным упоениемдумал о маленькой девочке, которую так безжалостно с ним разлучили и увезли вПариж, в Лонжюмо. Он упивался своей несчастной любовью и одиночеством, хотявтайне и ликовал, представляя себя со стороны – страдающего, всеми забытого, сэдельвейсом на груди, в грубом альпийском плаще, который не в состоянии спастиего от холода.

– Довольно! Хватит! Полюбовались красивым видом, и будет! –сварливо сказал отец. – А то еще, чего доброго, схватите воспаление легких.

– И пусть, и пусть! – сказал Петя, но тем не менее с большимудовольствием повернулся спиной к неприятному ветру и побежал следом заПавликом назад, вниз. По дороге на станцию фуникулера они наткнулись на хижинупастуха, настоящее швейцарское шале с камнями на плоской крыше. Там обогрелисьи высушились перед камельком, а старая швейцарка за маленькую никелевую монетудала им в узких белых стаканах холодное козье молоко.

Василий Петрович пил козье молоко и думал: «Как хорошо, кактихо! Как спокойно! Может быть, в этом и заключается настоящее человеческоесчастье: жить на маленьком тихом клочке земли, в маленькой хижине, пасти коров,варить сыр, дышать целебным горным воздухом и не чувствовать себя рабомгосударства, религии, общества. Нет, наверно, был все-таки прав великийотшельник и мудрец Жан-Жак Руссо!» Эти идеи, которые уже и раньше смутно возникалив его утомленном мозгу, теперь приобрели удивительную, предметную ясность. Онибыли так же вещественны и зримы, как белые капли козьего молока, блестевшие унего в мокрой бороде.

Откровенно говоря, Петя испытал большое удовольствие, когдафуникулер медленно погрузил их в теплую, сияющую солнцем долину и страннаяэкскурсия кончилась. В общем, несмотря на зря погубленные деньги, все былидовольны.

– Н-да, все-таки, знаете, это было любопытное зрелище, –сказал Василий Петрович, потирая руки. – Наконец-то мне довелось увидетьнастоящие эдельвейсы в природных условиях!

Был весьма доволен также Павлик, хотя по свойству своегохарактера скрывал это. Он долго и таинственно возился в углу номера, что-тостарательно пряча и со стуком перекладывая в своем дорожном мешке. Каквыяснилось впоследствии, он не терял даром времени в Швейцарии. Насмотревшись ввитринах магазинов на множество драгоценных камней и кристаллов, добытых вместных горах, мальчик смекнул, что здесь можно легко разбогатеть, если тольконе зевать во время экскурсий и внимательно смотреть под ноги, где сокровищаваляются буквально на земле. Поэтому он тайно натаскал в свой мешок множество камней,казавшихся ему весьма ценными. Сегодня же, пока Петя был занят своими любовнымипереживаниями и пока отец изучал альпийскую флору, Павлик нашел два довольнобольших круглых булыжника. Он был уверен, что эти булыжники набиты кристалламиаметиста. Стоит их только распилить пополам – и можно наковырять целую кучудрагоценных камней. Осторожный Павлик решил отложить эту операцию довозвращения домой. Там он тайно продаст свои драгоценности, и тогдаосуществится его заветная мечта – он приобретет подержанный велосипед.

С этого дня Петя стал особенно страстно мечтать о Париже.Тайное предчувствие говорило ему, что там он непременно снова встретится с«ней» и тогда начнется какое-то новое, невероятное счастье.

Побывать в Париже входило в план путешествия, но сперва надобыло по возможности полнее использовать круговые билеты, дающие право ездить повсем железным дорогам Швейцарии.

По правде сказать, Швейцария уже порядком-таки надоеласемейству Бачей вместе с ее сыром, молоком и шоколадом, с ее пансионами,фуникулерами, коллекциями минералов, деревянными игрушками и красивыми видами,удивительно похожими один на другой. Но делать было нечего: не зря же заплатилиденьги за билеты! И семейство Бачей продолжало ездить, пересаживаясь с поездана поезд, туда и назад, лишь бы оправдать расходы.

В Берне они постояли возле глубокой ямы, на дне которой, назадних лапах ходили знаменитые бернские медведи, выпрашивая у посетителейподачки.

Подъезжая к Люцерну, видели на зеленом лугу большой желтыйдирижабль «Вилла Люцерн».

Где-то на Фирвальдштетском озере их настигла страшная гроза,и они видели зловещие отражения молний в воде, ставшей в одну минуту почтичерной.

В Лугано их поразил совсем итальянский характер города – стрескучей скороговоркой толпы, с макаронами, мандолинами, фиасками кьянти иледяным аранжадом.

В Шильонском замке, который своими островерхими башнями какбы вырастал из озера на фоне зубчатой вершины Дандемиди, они видели знаменитоеподземелье с железным кольцом, с каменными колоннами и фальшивой надписьюБайрона, выцарапанной на одной из них.

В каком-то городке Немецкой Швейцарии покупали для тетилегкое одеяло из чесаного шелка-сырца. На какой-то станции в их вагон шумноввалилась толпа толстых тирольских стрелков в коротких штанишках и широкихзеленых подтяжках, которые, надев на дула ружей шапочки с фазаньими перьями,потрясали ими над головой и горловыми, переливчатыми голосами, подражая флейте,пели свои тирольские «иодели».

Было еще множество других впечатлений, но они слились содним постоянным чувством необходимости все время ехать дальше.

Но вот настало время отправляться в Париж, и вдруг ВасилийПетрович заколебался. Сидя в маленьком номере дешевой женевской гостиницы, ондолго подсчитывал ресурсы, покрывая колонками бисерных цифр клочок почтовойбумаги.

– Когда же мы наконец поедем в Париж? – сказал Петя снетерпением.

– Никогда! – отрезал отец.

– Но ведь мы же решили. Ведь ты же обещал.

– Решили, а теперь я отменяю это решение.