Словом, ничего этот разговор не дал. И вряд ли из приятелей Альрика удастся выжать больше. Разве что Гуннар всерьез укрепился в мысли, что одаренным лучше не ходить в одиночку по вечерам. И работу нужно искать не просто для меча, а для меча и дара. Как-то убедив Вигдис, что нечего ей в ближайшее время делать в Белокамне.

* * *

Эрик пришел вечером без предупреждения, вместе с Ингрид.

Оказалось, целитель, способный часами складно рассказывать о чем-то интересном, совершенно не умел расхваливать себя самого. Гуннар, до крайности изумленный, наблюдал, как тот мнется, поглядывая то на Ингрид, то на него, а потом просто вытаскивает из сумки и сует в руки Вигдис пухлую пачку бумаг и писем со словами: «В общем, мы тут подумали… вот». Смотрел, как недоумение на лице Вигдис сменяется растерянностью, как она замирает ошарашенно, прикрыв рукой рот, оглядывает собравшихся, часто моргая.

— Ты знал? — спросила она, встретившись взглядом с Гуннаром.

Он кивнул, мимолетно удивившись, что ее глаза полны слез.

— Без него ничего бы не вышло, — сказал Эрик.

Вигдис всхлипнула и повисла у него на шее, расцеловав в обе щеки. Тот коротко глянул на Гуннара и обнимать поостерегся. Тем временем Вигдис точно так же повисла на Ингрид, а после Гуннару достался такой поцелуй, что не будь рядом свидетелей, им одним бы дело не ограничилось. Вигдис разжала объятья, снова оглядела всех троих — и разрыдалась в голос.

— Ну а реветь-то зачем? спросил Гуннар, снова прижимая ее к себе.

— Потому что я сентиментальная дура, — она шмыгнула носом, вытирая глаза. — Я же уже дни считала, сколько еще осталось. А тут… Мне никогда с вами не расплатиться.

— И не надо, — пожал плечами Эрик. — Это всего лишь серебро, приходит и уходит.

Она снова оглядела их.

— А Руни?

— Сказал, что ты едва ли захочешь его видеть.

— Он тоже?

— И без него ничего бы не вышло.

— Я пошлю за ним, — она ринулась к двери, крикнула, обернувшись. — Никуда не уходите. Будем обмывать, и как следует.

Когда появился Руни, его тоже облобызали. Все уже выпили и, на взгляд Гуннара, обьятья и поцелуи были чуть горячее, чем следовало.

— Я должна извиниться, — сказала Вигдис, когда он убрал руки с ее талии. — Тогда, на похоронах…

— Тогда говорила не ты, а горе, — пожал плечами Руни. — Я не стал принимать на свой счет.

Врал, и это было заметно. Но не спорить же теперь? Впрочем, Руни тоже не собирался продолжать тему. Обнял Ингрид, ухмыльнулся.

— Хорошо, что я Сив не взял. Ее бы сейчас удар хватил.

— А так он хватит меня, — буркнул Гуннар. Себе под нос, но Эрик услышал и сказал:

— Ничего, я же тут. Успею, если что.

— Вот спасибо.

— А чего Сив не взял? — спросила Вигдис. — Я же вас обоих звала.

— Куда ей, в тягости, по ночам шататься. Да и неловко ей будет сидеть в углу и молчать.

— «С гостями же беседовать о рукоделье и о домашнем порядке, как хозяйство вести и какими делами заниматься; а чего не знаешь, о том у добрых жен спрашивать вежливо и учтиво, и, кто что укажет, на том низко бить челом», — усмехнулась Вигдис. — Хорошо, что у меня есть дар.

— Хорошо, что у Сив его нет, — сказал Руни. — Но мы собрались пить или обсуждать мою женщину?

— Пить, — Эрик протянул ему кубок. — Штрафную?

— Давай.

Возвращаться в кресло Эрик не стал, уселся прямо на пол, запрокинув голову на колени Ингрид. Та погладила его по волосам, наполнив кубок вином, передала в руки. Да уж, женщину, воспитанную в приюте при храме, от такого зрелища и в самом деле удар хватит. Гуннар и сам до сих пор не мог привыкнуть к этой бесцеремонности, принятой среди одаренных.

— А вы, я смотрю, уже тепленькие, — хмыкнул Руни, опускаясь в кресло.

— Нет, мы только начали. Над бумагами засиделся, спину ломит. Старею, что ли? — он потерся затылком о колени Ингрид, прижмурился, точно кот.

Руни расхохотался.

— Тогда мне пора присматривать саван.

Они выпили, сперва за здоровье всех присутствующих — и чтобы никаких саванов, потом за дом — чтобы простоял еще пару веков, потом за хозяйку дома, чтобы жизнь полной чашей и счастья всяческого — каким бы оно самой Вигдис ни представлялось. Потом за друзей, всех скопом и каждого по отдельности. Потом на столе кончилась закуска — Вигдис подхватилась было сбегать в кладовую, но вслед за ней поднялись и мужчины. Во-первых, то, что принесет одна женщина, три здоровых лба сметут со стола в четверть часа. Во-вторых, проще притащить сразу бочонок с вином, чем бегать туда-сюда с кувшинами, и вообще, она тут хозяйка, а не прислуга. Ингрид, хмыкнув, предложила тогда уж сразу расположиться прямо в кладовой, чтобы точно туда-сюда не бегать. Идею решили обдумать по дороге, но, проходя мимо кухни, Вигдис ахнула — совсем забыла, она же тесто с утра поставила, наверняка уже подошло…

— На пироги? — поинтересовался Руни.

— На хлеб… — растерялась она. — Но можно и на пироги, только с ними возни… Надо на ледник квашню унести, чтобы не перестоялось.

— А зачем на ледник? Мы же как раз за закуской шли.

Ингрид покрутила пальцем у виска:

— Пока печь протопится, пока испечется…

— А мы куда-то торопимся, или кто-то умирает от голода? — влез Эрик. Начал загибать пальцы. — Начинку сделать надо? Слепить надо? Дать расстояться надо? Как раз и протопится. Тем более, что наверняка с утра еще до конца не остыла.

— Тебе-то откуда в пирогах что понимать? — не удержался Гуннар.

— Мать пекла, мне нравилось смотреть. С кашей, с грибами, выручали очень. Они небогато жили…

«Они», не «мы», отметил про себя Гуннар. Тоже, видать, не слишком ладно у него с семьей. Хотя, с другой стороны, ребенок-одаренный у обычной матери — заведомо отрезанный ломоть. Продать в университет и забыть, потому что тот, кто выйдет из него через десять лет, будет жить и мыслить совсем не так, как женщина, что его родила.

— Хотя сам не лепил, — добавил Эрик. — Но, наверное, это не сложнее, чем зашивать раны.

— Как будто ты их руками зашиваешь, — фыркнул Гуннар.

— Иногда и руками приходится.

— Подеритесь еще. — Вигдис обвела их взглядом. — Сложного в этом действительно ничего нет, и печь не до конца остыла, но мне одной возиться не хочется. Поможете — будут вам пироги.

Все вразнобой заверили, что помогут непременно. Гуннар про себя подумал, что если все помощнички понимают в пирогах примерно столько же, сколько и он — как ловчее съесть — то за результат поручиться трудно. Его в детстве на кухню не пускали — слишком много горячих, тяжелых и острых вещей, и вообще, это дело прислуги. А потом, когда пришлось учиться готовить, чтобы просто не сдохнуть с голода, было не до пирогов. Так что он благоразумно схватился за дрова — печь действительно нужно было протопить. Едва Гуннар сложил дрова в горнило и начал оглядываться в поисках огнива, его бесцеремонно отодвинул Руни, сбросил с ладони язычок пламени.