Дерево занялось мгновенно. Гуннар мысленно выругался. Ну да, зачем бы им огниво. Всерьез расстроиться не успел — Вигдис дала ему кубок с вином: пока Гуннар занимался печкой, остальные все же притащили бочонок, а потом одарила поцелуем и вручила нож, велев пока порезать капусту для начинки. Так что отвертеться не получилось.

— Повезло тебе, — Руни шмыгнул носом и зажмурился, но слезы все равно потекли по щекам. Выругался, конец тирады о происхождении и привычках огородного лука заглушил общий хохот.

— Можем поменяться, — предложил Эрик, с хрустом откусывая половину морковки, с которой еще капала вода.

— Почистить не забыл? — Ингрид протянула ему нож.

— Больше грязи — толще морда, — усмехнулся целитель, отгрызая еще кусок. — Ну так что, меняемся? На меня лук не действует.

— Эй, это в начинку! — возмутилась Вигдис.

— Печь пироги и не слопать половину начинки? — хмыкнул Руни, отрывая капустный лист.

— И Сив тебе это позволяет?

— Ни разу слова не сказала.

— И не скажет, — негромко заметила Ингрид.

Потому что девочке из приюта, прогони ее… пожалуй, что хозяин, пойти будет некуда. А прогнать легко, она ему не жена, хоть и дали ключи от дома и погреба. Да и вообще вступиться за нее некому — ни братьев, ни отца, а хотя бы и были, связываться с одаренным мало кто посмеет… Так что и в самом деле слова поперек не скажет, даже если будут бить смертным боем.

— Я ее не обижал и обижать не намерен, — ответил Руни на то, невысказанное, что повисло в воздухе. Снова шмыгнул носом, выругавшись. Эрик сунул ему кубок, отодвинул от лука. Гуннар тоже отхлебнул вина, словно оно могло смыть неприятный привкус, оставшийся от мыслей. Запихнул в рот щепоть уже нарезанной капусты, выхватил квашеный груздь из-под ножа пристроившейся неподалеку Ингрид. Вкусно. Интересно, Вигдис сама квасила, или еще мать?

— А с чем пироги-то будут? — спросил он, попутно размышляя, не выбраться ли вдвоем по грибы, пока работы нет. Опят уже наверняка полно…

— С капустой, с капустой и грибами, с яйцами и луком, — сказала Вигдис, собирая порезанные овощи в сковородки.

— А сладкие? — влез Эрик.

Она помедлила, явно вспоминая, что там еще есть в кладовой.

— С яблоками и медом. Принесешь?

Эрик выудил откуда-то корзину и исчез за дверью. Вигдис сгребла кочергой с чугунной плиты яйца — оказывается, они испеклись, пока все болтали, пили и пытались не отрезать себе пальцы. Сложенные в миску яйца заволокло инеем, который тут же растаял, оставив на разом растрескавшейся скорлупе капли воды. Гуннар взялся чистить — едва теплые. Стащил одно, сунув в рот целиком — пришлось срочно запивать, пока не подавился. Интересно, сколько вина они уже вылакали? И останется ли кто-то на ногах к моменту, когда пироги придется вынимать из печи? Судя по тому, что выходило из рук Руни, старательно чистившего яблоки от кожуры — едва ли. Опознать в этих многогранных чудовищах яблоки можно было разве что по запаху.

— Сказал бы мне кто, что не умею с ножом обращаться — показал бы, как не умею, — ухмыльнулся Руни, подкидывая на ладони еще не пострадавшее яблоко. — А оказывается… Ты куда кожуру потащила?

Ингрид отвечать не стала, зачем-то разрезая очистки на мелкие кусочки. Вигдис, видимо, сообразив, что затевается, поставила перед ней кастрюлю и несколько глиняных банок с плотно притертыми крышками. Сняла с плиты сковородки, которые Эрик тут же остудил, закинула туда яблоки (и когда только успела порезать?), сунулась в одну из баночек — запахло корицей. С того похода, что ли, осталась?

Гуннар свою долю пряностей продал, выждав полгода — и неплохо на этом заработал. Мускатный орех у него чуть ли не с руками оторвали — на привороты. Если носить его под мышкой, ни одна женщина не устоит. И, соответственно, наоборот. Впрочем, сам Гуннар не проверял, на его вкус в подогретом вине от этого ореха пользы было куда больше, особенно зимой с мороза… так вот зачем Ингрид очистки утащила!

— И так ведь жарко, — сказал он, наблюдая, как та заливает их вином — по правде говоря, в тех очистках яблочной мякоти было куда больше, чем кожуры.

Жарко действительно было — и от вина, и от печи.

— Чтобы добро не пропадало, — хмыкнула Ингрид. Водрузила кастрюлю на плиту, отодвинув Вигдис. — Я пригляжу, тестом занимайся.

Оказалось, насчет «ничего сложного» Вигдис слегка преуменьшила. Растянуть упругий шарик теста так, чтобы он превратился в равномерной толщины лепешку — и не порвать. Пристроить начинку — не слишком мало, но и не слишком много, и так, чтобы ни в коем случае не испачкать края — иначе потом не склеятся. Глядя на разномастных кривобоких уродцев, собравшихся на металлическом листе, выставленном на середину стола, очень хотелось верить, что это просто спьяну в глазах плывет. Вигдис забрала со стола лист, но, против ожиданий, сунула его не в печь, а пристроила на шесток.

— Расстояться, — пояснила она, поймав недоуменный взгляд Гуннара.

Он кивнул, на самом деле толком ничего не поняв. Проспится — спросит. Стер рукавом пот со лба, ругнулся, поняв, что перемазался в муке. Впрочем, не он один — на щеке у Эрика красовалась белая полоса, а Руни умудрился и вовсе обсыпаться так, что даже на белой рубахе видно было. И у Ингрид белая прядь в волосах, одна Вигдис чистенькая, видать, привычная.

Гуннар возгордился поначалу, потом вспомнил, что ему она пирогов не пекла, собрался было обидеться, решил вместо этого выпить еще, пролил на рубаху. Попытался стряхнуть капли, и обнаружил, что, смешавшись с мукой, которой он тоже обсыпался, вино превратилось в липкое тесто. Выругался — вслух.

— Снимай, кажется, самому отмыться будет проще, чем это отстирать, — притворно посочувствовал Эрик.

— Только если ты штаны снимешь, — ухмыльнулся Гуннар.

Целитель посмотрел вниз — оказалось, что он несколько раз прислонился к столу, собрав на штаны не только тесто, но и желток. Ругаться не стал: заржал.

— Могу и снять, но девчонок напугаю.

— А у тебя там есть, чем пугать? — ухмыльнулся Руни.

— Померяйтесь еще, — фыркнул Гуннар.

— Эти могут, — сказала Вигдис, выставляя на стол пустой лист. — Но я в судьи не нанималась.

— Ингрид? — Руни снова ухмыльнулся.

— Я пристрастна, — она отошла от печи, обняв Эрика со спины, потерлась щекой о щеку.

Руни рассмеялся, глянул на Гуннара, который не стал дожидаться, когда он брякнет спьяну что-нибудь этакое, на что придется отвечать ножом: обложил в три этажа, обозвав охальником и посоветовав Сив стати свои показывать, она оценит.

— Не оценит, ей сравнивать не с чем, — хмыкнул Руни.

Ну да, хорошо воспитанная девочка из приюта при церкви.

— Еще скажи, что ты об этом жалеешь.

— Нет. Сам такую взял.