— Дар.

Тогда можно не спрашивать, что за купец и не найдется ли для него места.

— Я подожду, торопиться некуда.

Она кивнула.

Рядом появился Эрик, бесцеремонно ухватил за плечо, отводя к колодцу, подальше от друзей покойного.

— Снимай. Да не рубаху!

— Царапина.

— Не дури.

Пришлось подчиниться.

— Все получилось, — сказал Эрик.

— Так быстро?

— Еще пара дней, чтобы доделать, а так почти все готово было, только за серебром дело оставалось… Готово, можешь надевать.

Гуннар вернул на шею амулет. Эрик извлек из-за пазухи кошелек.

— Осталось от твоей доли.

Даже так? Гуннар заглянул в кошель, присвистнул. Перспектива голодной смерти отодвигалась минимум на месяц.

— Смарагды были очень удачной идеей, — пояснил Эрик — Если хочешь, у нас с Ингрид все записано. Что почем и как пересчитывали…

— Не хочу.

Это предприятие с самого начала стояло на слепой вере, без расписок и клятв.

— Только Вигдис не говори пока, не порти подарок. — Эрик двинулся обратно в трактир, увлекая за собой. — Я беспокоюсь за нее.

Гуннар кивнул.

— Тоже думаешь, что убийца не остановится?

— Сам сказал, что силы никогда не бывает много. За Ингрид я приглядываю. — Он мечтательно улыбнулся. — Но какой был скандал!

Ингрид умеет скандалить? Ни за что бы не подумал.

— Но нельзя же приглядывать за ними до бесконечности, — заметил Гуннар.

— Да. Я поговорю с друзьями Альрика, мало ли, вдруг чего заметили. Ты сможешь взять на себя мечей из отряда Скегги? Одаренные, по слухам, уехали из города, перед этим всем рассказав, что Белокамень проклят.

— А, может, это они?

— Может, — пожал плечами Эрик. — Есть только один способ узнать.

Так себе способ, если уж начистоту: дождаться, не продолжатся ли смерти. Если продолжатся, то это явно не ребята Скегги. Если нет возможно, это они. А, возможно, и нет, просто душегуб решил затаиться подольше.

Гуннар забрал со стойки пиво и хлеб, сел рядом с Эриком и Ингрид.

— Мало народа сегодня. Давно так?

— Среди одаренных прошел слух, что это дурное место, — сказал Эрик. — Сперва пропал Скегги. Потом погиб Эйлейв, а на следующий же день — Гест…

Так это Гест был третьим… Немудрено что двое одаренных, оставшихся от отряда Скегги, уехали.

— …и после сегодняшнего, когда меч одолел дар, думаю, одаренных в этом трактире станет еще меньше. Бьёрн уже готов сжевать собственную бороду.

— Выходит, остались самые отчаянные? — хмыкнул Гуннар. Оглядел зал — приятели Альрика переместились за стол, где сидела Вигдис и купец с мордоворотами. Все правильно: горе горем, но дело — делом. А Вигдис — умница. Эрик со своими расспросами подождет.

По обычаю победителю поединка не мстили — меч указал правого, и говорить больше не о чем. На деле же случалось по-разному. Некоторые порой решали, что Творец ошибся: в конце концов, многие считают, что Он на стороне того, кто сильнее. Другие весьма вольно трактовали обычаи, как та компания сопляков. Так что правильно Вигдис дала друзьям Альрика время остыть. Или, наоборот, спланировать месть спокойно, но тут уж не угадаешь. С этими мстителями как бы на Вигдис беду не навлечь. Поди пойми, что тут лучше: вовсе без охраны или с таким охранником, которого самого защищать нужно. Он выругался про себя.

— Остались самые отчаянные или самые несуеверные, — пожал плечами Эрик. Гуннар не считал себя суеверным, но будь он одаренным, трижды подумал бы, оставаться ли в «Шибенице» до позднего вечера. Эрик и Ингрид настолько уверены в себе, или… да сколько ж можно!

Он поднялся.

— Пойду с Бьёрном поговорю. Увидимся.

За столом Вигдис одаренные бурно спорили с купцом, только ни звука не долетало. Гуннар пригляделся внимательней, невелика наука читать по губам. В цене сойтись не могут. Значит, это надолго. Он подошел к стойке, заказал еще пива.

— Скажи, а в тот вечер, когда исчез Скегги, много народа здесь было?

Бьёрн поморщился:

— Не начинай. Олав всю душу вымотал еще тогда.

Гуннар улыбнулся: положил на прилавок несколько монет. Трактирщик фыркнул.

— Еще не все к дуболомам перебрались? — поинтересовался Гуннар.

«Дуболомом» Бьерн называл трактир «У дуба», стоявший в соседнем квартале. Дуб там и правда рос, огромный, по слухам, оставшийся с самого основания города. Поговаривали, что взаимная нелюбовь трактирных хозяев началась еще три поколения назад, переходя по наследству вместе с заведением.

Бьёрн разразился проклятьями.

— Понимаю, — сказал Гуннар. — И тебя, и их. Мне-то бояться нечего, тот изувер только на одаренных охотится. И охотится, пожалуй, всерьез. Будет еще пара трупов — и остальные в «дуб» переберутся. Может, и к лучшему, мечам вроде меня просторней будет.

Вот только хорошие мечи переберутся туда же, куда и одаренные, потому что и состоятельные наниматели уйдут из «Шибеницы» вслед за ними. А придут те, кто попроще, и им будет все равно, что у Бьерна лучшее пиво в Белокамне, да и не по карману окажется им это пиво.

Трактирщик фыркнул.

— Тебя послушать, так закрываться пора.

— Тебе виднее. Ну так много было народа?

— Да битком, как всегда… было. Альрик и те двое, что за ним таскались вечно, в тот вечер четвертый с ними появился, пацан совсем, говорят, перстень обмывали, только с третьего раза он смог его получить. Пацан тот самый, что недавно… — Бьёрн поморщился. — Скегги к ним подходил, поздравлял, они вместе учились. Сам Скегги со своими, ну, знаешь…

Гуннар кивнул.

— А, может, это не мой трактир проклят, а Скегги… задумчиво произнес он. — Эйлейва он знал, и с Гестом, которого следующей ночью нашли, приятельствовал.

— Так это Гест был второй?

— Он.

Жаль парня. Веселый… был, и на тех, кому дар не достался, свысока не поглядывал.

— А, может, все-таки трактир… Надо священника позвать. — Бьерн встряхнулся. — Твои приятели все по очереди заходили. Лекарь со своей бабой, я еще подумал, что оба точно после болезни, еды взяли вдвое больше обычного, все смолотили. Лекарь смурной был, вообще на себя не похож. А по бабе его никогда не скажешь, что там на уме, сам знаешь.

Гуннар кивнул.

— Потом начальник стражи был. Взял бочонок пива, мои парни его унесли сразу. Сидеть не стал, человек занятой. Потом девочка эта пришла, как ее, черненькая, лекаря ученица…

— Иде?