— отрезала бабушка. — Завтра займусь местом в яслях для Никиты. Ему группа нужна специальная. Вот, куда его? К слепым или к глухим? Хотя, какая разница? Что туда, что туда вечно очередь… И Ленку надо куда-то на работу устроить… А куда без образования?

Заплакала Аришка у себя в кроватке. Мама понеслась сайгаком в свою спальню, пока наша малая остальных детей не перебудила.

— Давай спать, — сказала бабушка.

Вид у неё был усталый. Я безропотно встал и пошёл умываться. День сегодня был очень длинный. Сам валился с ног.

Вскоре в доме всё стихло. Я думал, что не успею голову донести до подушки, как усну. Да не тут-то было. Переутомился и всё прокручивал в голове сегодняшние события.

Елена эта не выходила из головы. А еще я несколько уже обалдел от того количества мелких детей, что скопилось в нашем доме, да и в целом на каждом шагу дети встречаются. Отвык я уже от такого в двадцать первом веке. Ясно почему: рождаемость после краха СССР как рухнула вниз, так обратно и не выправилась. Да что говорить, если в Москве 2023 года люди женщину с тремя детьми удивленно глазами провожают. А тут и пятеро-шестеро детей на семью — норма. Чего удивляться-то? Как всегда, найдя ясную и рациональную причину того, что меня тревожит, я успокоился и заснул.

Глава 14

11.03.1971 г. Дома у Домрацких-Ивлевых.

Когда я, наконец, открыл глаза, то увидел обеспокоенную бабушку, трясущую меня за плечо. Спросонья я резко сел в кровати.

— Приснилось что-то? — озабоченно спросила бабушка. — Ты кричал во сне. И такие слова, что получил бы за них подзатыльник, если бы не спал.

— Ничего не помню, — честно ответил я, вставая.

Умывшись холодной водой я, наконец, проснулся и взглянул на ходики. Так уже и вставать пора. И тут начали всплывать фрагменты моего сна. Да уж, было с чего орать! В одну кучу смешалось что-то из зомби-триллеров и события вчерашнего дня. Эммина мать была за главного зомби в моем сне — остальные зомбаки людей отлавливали и ей добычу приносили. И тут я с гранатой и с русским матом в атаку на нее пошел!

— Бабуль, сон, действительно, такой дурацкий приснился, — подошёл я к ней. — Ленка, мать Эммина, в главной роли… Ба, а ты веришь в вещие сны?

— Не знаю, — задумчиво ответила она. — Когда дед твой погиб, он мне приснился, сказал, чтобы я не ждала его.

— Ну, может, переживала сильно. Вот и приснился, — предположил я.

— От чего переживала? — не поняла бабушка.

— Что он погиб.

— Я только через полгода об этом узнала.

— Правда, что ли? — удивился я. — А почему так долго?

— Так бывало. Части перемещались, — ответила бабушка. — Письма вслед за частями шли. И похоронки тоже вслед за эвакуированными. Пока мама похоронку в эвакуации получила, пока мне письмо написала, пока оно меня догнало…

— В смысле догнало? — не понял я.

— На фронте часть мою догнало.

— Ты что, на фронте была? — ошарашенно спросил я.

— Была. Бухгалтером в военторге служила.

— Да ладно! — воскликнул я. — Расскажи!

— Ты на пробежку собирался? — строго спросила бабушка. — Вот и беги.

— Ну, ба!

Она отвернулась от меня, демонстрируя, что разговор окончен.

Ну, по крайней мере, тайна женской военной шинели в нашем доме теперь раскрыта!

* * *

Расскажи…

Эльвира Эдуардовна смахнула украдкой от внука навернувшуюся слезу: вспомнила покойного мужа.

Война. Война…

Ей было тридцать, когда всё началось.

До войны она служила в Харькове бухгалтером в военторге. Муж, военный, пристроил жену на тёплое место по знакомству, когда его в Харьков перевели. Они неплохо устроились на новом месте и уже планировали забрать дочку к себе, которая пока жила у бабушки в Белоруссии.

Но когда началась война, часть мужа почти сразу оказалась на фронте. А Эльвира со своими отступала на восток. Отступали долго, до октября, пока не оказались под Рязанью.

Когда получили приказ выдвинуться, просто встали и пошли. В чём были. Никто не знал — куда, на сколько.

Август, лето, Эльвира в босоножках…

Она так и прошла всю дорогу до Рязани в этих босоножках. По осенней распутице, иногда по колено в грязи.

Бесконечные грязь и холод…

С тех пор Эльвира с содроганием ждёт каждый год осени. Каждый год ноги осенью опухают и болят весь сентябрь. С каждым годом всё сильнее и сильнее.

Расскажи…

* * *

Славка-то сразу к нам побежал после школы, а мне надо было на завод. По дороге вспомнил, что забыл взять себе чего-нибудь на обед. Трое мелких детей давали жару, даже бабушка растерялась и не снабдила меня ссобойкой в этой атмосфере криков и воплей. А есть хотелось очень. На работе у меня осталось ещё варенье из китайки. Надо пару плюшек московских купить, хватит, чтобы до вечера продержаться.

Пришлось сделать небольшой круг и забежать во второй гастроном. Плюшек там не было, купил печенья овсяного.

На работе в нашем кабинете неожиданно оказалось многолюдно — около стола Изольды столпились коллеги из соседних кабинетов и разговаривали на повышенных тонах. Пока я заваривал себе чай и уплетал печенье, невольно прислушался к происходящему.

Суть конфликта сводилась к тому, что одна из коллег принесла на работу пару зимних сапог для продажи. Сапоги импортные, новые, модные. Хозяйка хотела за них сто рублей.

Приятельница хозяйки сапог из соседнего отдела вызвалась помочь ей с продажей с тайным умыслом накинуть в свою пользу рублей пять. Хозяйка согласилась, думая, что это просто приятельская услуга. И сама тоже предлагала всем, кому могла по сто рублей. А приятельница предлагала по сто пять. Новость по заводу разлетелась быстро.

В итоге сапоги купила напрямую у хозяйки за сто рублей какая-то Альбина. А приятельница теперь требовала с хозяйки свою пятёрку. С её точки зрения, она её честно заработала, ведь это от неё Альбина узнала, что продаются классные сапоги.

А хозяйка сапог ей парировала тем, что она и сама рано или поздно дошла бы до расчётной части и нашла бы покупательницу на свои сапоги.

Не стал даже пытаться вникать в этот нелепый спор. Мне было бы интереснее посмотреть на Альбину из расчётной части. Не та ли это любовница начальника транспортной службы, что подвинула