Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Равена удивлялась, как легко ей говорить с этой женщиной. И было странно, что Лиа, которую она едва знает, принимает так близко к сердцу все, что происходило и происходит в ее жизни. В какой-то момент Равене даже показалось, что Лиа не хочет отпускать ее и готова говорить бесконечно долго и неважно, о чем.
- Ты ведь останешься здесь на какое-то время? – в какой-то момент спросила она Равену и улыбнулась. – Мне так не хочется с тобой расставаться. Как будто я чувствую, что ты моя семья.
Лиа тихонько рассмеялась.
- Я столько раз замечала, что весь Клан Единорогов сплочен так, будто они одна большая семья, единое целое. Но мне было не понять их. Сначала для меня семьей был мой отец, потом Араун... Но теперь я понимаю. Узы клана существуют. Встретив тебя, я почувствовала это.
Равена не сразу нашлась, что ответить. Она тоже чувствовала свою связь с этой женщиной. Чувствовала, что если останется, Лиа окружит ее теплом и заботой, и Равене хотелось этого тепла. Хотелось, потому что Лиа очень напоминала ей ее матушку – Эмилию де Авизо. Равена скучала по ней...
Но в то же время, мысль от том, чтобы задержаться в Клане Единорогов вызывала у Равены внутренний протест. Для Лии этот клан был домом, Равена же здесь чужая. К тому же, она еще не нашла ответы на свои вопросы, а Равена чувствовала: ей непременно нужно их найти.
«Перед вами целая жизнь, - сказал ей однажды Ран-Ги. – Только вам решать, какой она будет. Вы можете выбрать все, что угодно. Что же вы выберете?»...
Это она и хотела узнать.
Когда Равена сказала Лии, что не может задержаться, та вздохнула с сожалением и ответила:
- Я понимаю.
Потом подумала немного и добавила:
- Перед тем, как ты покинешь нас, я хочу кое-что тебе показать. Пойдем со мной.
Она встала, и Равена последовала за ней. Они пересекли гостиную, в которой находились, и очутились в смежном помещении, узком и плохо освещенном из-за того, что здесь было лишь одно окно. Лиа молча подошла к двери напротив. Еще до того, как она открыла ее, Равена услышала звонкий смех, которому, словно эхо, вторил еще один.
«Детский смех?» - догадалась Равена.
Когда Лиа чуть приоткрыла дверь, у Равены уже не осталось никаких сомнений – в комнате были дети. Лиа чуть подалась в сторону и с заговорщической улыбкой кивком головы предложила Равене заглянуть внутрь, что Равена и сделала.
За дверью оказалась комната, очень похожая на гостиную покоев Лии – просторная и светлая. В комнате в догонялки играли девочка лет восьми и мальчик чуть постарше. В первый момент сердце Равены болезненно сжалось – эти двое слишком сильно напомнили ей ее и Амира, когда они были еще совсем детьми. Но, присмотревшись, Равена невольно забыла об этом сходстве.
У мальчика были золотые волосы, заплетенные в косу, и витой золотой рог в центре лба. Но взгляд Равены словно сам собой тянулся к девочке – пряди ее темных волос выбились из прически, на которую служанки наверняка потратили уйму времени. Она хохотала, пытаясь убежать от гоняющегося за ней мальчика. Вот она обернулась, чтобы посмотреть, не настиг ли ее преследователь, и Равена увидела ярко-синие глаза на широко улыбающемся светлом личике.
- Дети Арауна, - тихо произнесла Лиа, и в голосе ее звучала неподдельная гордость. – Сын Трисы и моя дочь.
Потом женщина посмотрела на Равену.
- Даже если Клан Сапфиров уснул, и ему никогда уже не пробудиться, он не исчез совсем. Потому что есть ты и я. Потому что есть моя дочь.
* * *
Когда вечерние сумерки легли на долину единорогов, в комнату Равены постучались.
- Это я, мин-са, - послышался голос из коридора.
- Войдите, Ран-Ги.
- Узнали ли вы то, за чем пришли, мин-са? – закрыв за собой двери, спросил канрийский маг.
Равена тяжело вздохнула.
- Можно сказать, я узнала все, что могла.
Ран-Ги пристально вглядывался в ее лицо.
- Это знание помогло вам?
Равена сделала неопределенное движение головой.
- Нет. Но может помочь.
- Что ж, держать в руках возможность – лучше, чем остаться с пустыми руками, не так ли? – рассудительно заметил Ран-Ги.
- Вы правы, - улыбнулась Равена, подумав о том, что слова Ран-Ги всегда приносили ясность ее сознанию.
Канрийский маг сдержанно улыбнулся в ответ.
- Что вы планируете делать дальше, мин-са?
Сделав глубокий вдох, Равена на миг задумалась, потом твердо кивнула собственным мыслям:
- Мы возвращаемся в Тристоль, Ран-Ги. Мне нужно еще раз поговорить с Неемией.
Канрийский маг насторожился.
- Вы полагаете, почтенный лис утаил от вас что-то, связанное с Кланом Сапфиров?
Равена отрицательно покачала головой и, посмотрев в лицо Ран-Ги, ответила:
- Сегодня я узнала, что только Тропа Духов может привести меня туда, где я найду ответы на свои вопросы. И только один клан, из существующих до сих пор, не только видит их, но и ходит ими. Если кто-то в этом мире и знает хорошо Тропы Духов, то это лисы. Вот зачем мне снова надо поговорить с Неемией.
Оживление шумных улиц Тристоля всегда странным образом передавалось Равене – ее охватывало волнение, пробуждалась жажда деятельности, хотелось жить так же, в полную силу, как неутомимые тристольцы. Возможно, именно поэтому сейчас, когда Равена смотрела из окна кареты на улицы города, где шла бурная торговля, голосили наперебой зазывалы и слышались вдали свистки полицейских, она наконец заговорила о том, о чем размышляла уже давно.
- Я думаю, в ближайшее время нам нужно будет побывать в Бриесте, Ран-Ги, - сказала Равена. – Я хочу продать родительский дом. Я единственная наследница семьи де Авизо, и думаю, он до сих пор должен быть в моей собственности.
- Я уже говорил вам, мин-са, - отозвался Ран-Ги, - орден Сон-Лин-Си выделил большие средства на поимку дракона. Эти деньги ваши.
Равена помнила этот разговор. Он состоялся, когда они направлялись из Дагреба в Тристоль. Она выказала беспокойство по поводу того, что у нее нет средств к существованию, и единственным решением, которое она видела, была продажа родительского особняка. Однако Ран-Ги в тот раз пытался заверить ее, что теперь она богата, потому что орден Сон-Лин-Си пообещал внушительную награду за пленение дракона, и она, по мнению Ран-Ги, ее заслужила, как никто другой.
- Я не могу так, Ран-Ги, - чуть поморщившись, произнесла Равена; она не сожалела о том, как поступила с Амиром, по ее мнению, это было более чем справедливо, но платы за этот поступок она не хотела, просто потому сделанное было ее личным выбором.