как под дерево). Потому что они были сделаны из специальных металлопластиковых панелей с красивой обивкой из кожзаменителя. И то, что это были административные кабинеты клиники, Кен догадался даже без подсказок в виде соответствующих на них табличек с обязательными надписями и именами.

По сути, это был один из нескольких здесь рабочих кабинетов доктора Хардинга, если не считать его отдельных приёмных, смотровых и, возможно даже, отдельных процедурных. Именно этот являлся его местной вотчиной. Его облюбованным и полностью обставленным по его вкусу змеиным гнездом, на которое он не пожалел ни денег, ни своих исключительных предпочтений. Массивная мебель из натурального дерева цвет под цвет розовой груши с идеально протёртыми стёклами на нескольких книжных шкафах (где, скорей всего, хранились все дела и карточки прошлых и нынешних пациентов клиники). Классические пузатые кресла честер с низкой спинкой и с обивкой уже из натуральной кожи довольно неожиданного терракотового цвета, практически близкого к абрикосовому. Правда, всё это находилось во второй половине кабинета. Главную и почти центральную его часть, напротив двух красиво занавешенных декоративными гардинами окон, занимал огромный рабочий стол, больше напоминающий собой жертвенный алтарь, куда запросто можно было уложить целого слона, или, на худой конец, невзрослого слона.

Кроме однотонных обоев желтовато-кремового оттенка, тут в излишке хватало и деревянных панелей. И это не говоря про настоящий камин, который выглядел новеньким и отполированным, как и большая часть присутствующей здесь мебели, с прочими милыми безделушками, делающими подобные помещения вроде как обжитыми и притягательно уютными. Если бы Кен не знал, чей это кабинет, и если бы сам его хозяин не восседал сейчас за своим огромным столом-жертвенником подобно местному феодалу и правителю (разве что в белом больничном халате поверх идеально отутюженной сорочки с атласным темно-бордовым галстуком), возможно, и восприятие данного места было бы совершенно иным.

Но Кеннет увидел и испытал от увиденного то, что теперь невозможно было перебить чем-то другим в самое ближайшее время. Он догадался, кому принадлежало это логово. И что никто другой в этом мире (как и ни в каком-нибудь параллельном), не имел ни малейшего права заходить сюда без прямого разрешения его истинного хозяина. Впрочем, как и прикасаться или куда-то передвигать находившиеся тут вещи и мебель.

Настоящая обитель — основа всех основ или даже главный источник существования истинного зла. Местного зла. И Кен его чувствовал. Буквально. Кожей, вставшими дыбом по всему телу волосками и теми же расползшимися по спине, затылку и рукам, будто мелкими и даже пульсирующими волдырями, мурашками.

Он его почувствовал ещё до того, как один из приставленных к нему здоровенных санитаров, вкатил Вударда в кабинет доктора Хардинга. До того, как Кен увидел Николаса за его рабочим столом, восседающего в кожаном офисном кресле с высокой спинкой, как на каком-нибудь царском троне, и с невозмутимым видом преспокойно что-то пишущего правильным захватом (буквально аристократическим) пальцев правой руки красивой ручкой Паркер. Ник не сразу поднял глаза от своего крайне увлекательного занятия и не сразу посмотрел на Кеннета. Казалось, он и в самом деле не то что не видел, но и не ничего слышал из того, что происходило у него в кабинете всего в нескольких ярдах от его жертвенного алтаря.

Коляску с Вудардом зафиксировали где-то в двух футах от его рабочего стола Хардинга. Там же его и оставили, пока пришедшие с ним в качестве личного конвоя санитары, занимали стратегические места у входа в кабинет. Значит, Ник прекрасно всё понимал, предвидел и заранее подстраховывался. Кен даже нисколько не удивится, если узнает, что где-то в недрах этого массивного жертвенника цвета тёмно-красной вишни были припрятаны шприцы со спасительным зельем. Да, с почти волшебным зельем-снадобьем.

— Ну, что, Кен. Как тебе первый день в нашей клинике? Достаточно отрезвляет, да? — и, конечно же, Хардинг заговорил не сразу, как и не сразу отложил ручку, и не сразу после этого взглянул в лицо терпеливо ждущего Вударда. Но это всё-таки произошло. Потому что, рано или поздно, а должно было случиться. Прямо как в пресловутых законах Мёрфи.

— Не то слово… — Кен не смог не ответить. Тем более, ему нужно было показать, что он вроде как присутствует в окружающей его реальности и уже частично (хотя и не полностью) избавился от воздействия утренних лекарств. — Я бы даже сказал… недурно так… прочищает… И… не только мозги…

— Я знал, что тебе понравится. — Хардинг определённо не смог сдержать самодовольной ухмылки, наконец-то подняв на своего нового пациента (или, точнее сказать, на новую жертву-игрушку) абсолютно спокойные и ничего не выражающие глаза. — Уверен, дальше тебе должно понравиться ещё больше, но только в том случае, если ты не захочешь добровольно проходить назначенное мною тебе здесь лечение. А что-то мне подсказывает… — Ник сделал небольшую паузу, пробежавшись поверхностным «задумчивым» взглядом по частично скованному телу Вударду с головы до почти босых ног (если не считать натянутых на крупные стопы больничных бахил) перед тем как слегка отрицающим жестом качнуть головой. — Ты ещё нескоро пойдёшь на прямое с нами сотрудничество. Такие, как ты, волки-одиночки… точнее, не в меру гордые волки-одиночки, ещё и Альфачи по своей природе, довольно долго не способны мириться со своей участью. Не скажу, что это меня чем-то сильно напрягает или вызывает некий страх перед неизбежными трудностями, но, как ты должно быть уже понял… Чем больше этих самых трудностей, тем интересней мне их преодолевать. И ломать, к слову, тоже. В особенности ломать.

— И какой же диагноз ты мне поставил и приписал?.. Я… так понимаю… Ты не можешь меня тут держать… лишь по одной своей прихоти?..

А вообще, было как-то даже странно видеть Хардинга таким пугающе спокойным, уравновешенным и, в каком-то смысле, благородным. Никаких излишних движений, каждое действие (впрочем, как и слово) тщательно продумано и взвешено заранее. На своего двойника-психопата он совершенно не походил. По крайней мере, пока не походил. Поскольку сам являлся стопроцентным психопатом и, наверное, более опасным, что ли. Ведь он умел себя контролировать и никогда ничего не делал наобум, по воле сиюминутной прихоти.

Как раз поэтому Кеннет и не дёргался. Выжидал. Присматривался и принюхивался, как загнанный в капкан зверь, которого со всех сторон обступили с оружием наготове матёрые охотники. Странно только, что они не спешили его пристрелить, хотя и держали всё это время на мушке. А Кен держал их… Вернее, только одного. Самого главного и опасного. Самого хитрого и безжалостного.

Он даже не удивится, если узнает, что Хардинг считывал все его мысли без какого-либо напряга