– Слухи, – спокойно отреагировал Сергей. – Надо поговорить с Лидией Сергеевной. Некрасиво она себя ведет. Наговор чистой воды. Если я когда-то и стрелял из рогатки по лампочкам да мел школьный в ведро с водой бросал, это еще не значит, что на меня всех собак нужно повесить. Что за вина, которую Ольга взяла на себя? Вы знаете, за что ее осудили? Нет? А, понимаю, Лидия Сергеевна умолчала. На меня хотела тень бросить. Так вот, Ольга попалась на том, что вскрыла галантерейный ларек и вытащила из него коробку с колготками. Мне колготки нужны? Нет, там еще косметика была, бюстгальтеры, трусы. Я похож на педика, чтобы такими предметами интересоваться? Обидно, до слез обидно.

Разумеется, Мартыненко и не собирался плакать. Разговор с нами его забавлял, он развлекался, как развлекается с юными мышками искушенный в охоте кот. У меня появилось гадкое ощущение, что он нас водит за нос. Теперь я была уверена: Лидия Сергеевна не ошиблась, сомнительного в Мавре предостаточно.

Глядя, как врет и изворачивается Мартыненко, я раздражалась все больше и больше. Не выдержав натиска негативных эмоций, я нащупала в сумке статуэтку и со злорадной улыбкой на губах мысленно пожелала: «Чтоб ты прогорел».

Каюсь, но я ничего не могла с собой поделать.

– Сергей, ответьте еще на один вопрос, а кто мог бы еще знать об Олиной судьбе? – спросила Алина.

– Да, никто. Я действительно мог знать, но она мне не писала.

– А почему так?

– Не знаю. Но повторяю – обижаться ей на меня не за что. Может быть, она решила начать жизнь с чистого листа и намеренно забыла о своих друзьях юности. А может, кто знает, мотает новый срок уже во взрослой тюряге. Сожалею, что не смог ничем вам помочь, – сказал Сергей, давая нам понять, что разговор окончен. – Если у вас ко мне нет больше вопросов, я пойду. – Он хитро улыбнулся и на прощание процитировал: – «Мавр сделал свое дело, мавр может уходить».

Валентин отвернулся от портьер и сквозь зубы прошептал в спину удаляющегося Мартыненко:

– Обалдеть! Отелло хренов!

– Это не «Отелло», – тихо поправила я Валентина, не хотелось, чтобы Мавр слышал, как мы его обсуждаем, – к Отелло эти слова никакого отношения не имеют. Эту фразу ошибочно приписывают Шекспиру, но на самом деле это Шиллер. Драма «Заговор Фиеско в Генуе».

Валентин оценил мою эрудицию и с уважением посмотрел на меня. На самом деле я эту драму Шиллера не читала, и долгое время ошибалась вместе со всеми, и лишь недавно наткнулась на нее в словаре крылатых выражений.

– Все равно я этому Мавру не верю, – после короткой паузы сказал Валентин.

– И я не верю, – хмыкнула Алина. – Но не пытать же нам этого типа раскаленными клещами?

– Я бы поостереглась даже думать в этом направлении. Сдается мне, что Лидия Сергеевна была права относительно сомнительности этого типа.

– Да-да, – поддакнула Алина. – И вообще мне здесь не нравится. Все красное, будто кровью обрызгано. Мрачные мысли в голову лезут, чувствуешь себя жертвой на плахе.

– А я читала, что пурпурно-красные оттенки у психов вызывают агрессию, – добавила я. – И вообще красный цвет любимый цвет серийных убийц и киллеров.

– Вы об этом тоже прочли? – спросил Валентин и почему-то заерзал на стуле.

– Это и так бросается в глаза, – пробурчала Алина, сверля взглядом спину Мавра.

В это время Сергей Мартыненко подошел к двери, которая вела на кухню. Он потянул на себя ручку, и тотчас в зал повалил сизый дым. Нестерпимо запахло гарью, как будто кто-то забыл снять с огня шашлык и он благополучно превратился в уголь. Разило сгоревшим луком, мясом и освежителем воздуха «Хвойный», которым бедный повар хотел заглушить вонь.

Мавр издал дикий рык:

– Баран!!! – Затем, не стесняясь в выражения, продолжал орать все, что думал о своем поваре, который сжег шашлык из ягненка.

– Пошли отсюда от греха подальше, – я поднялась и метнулась к выходу, увлекая за собой Алину.

Валентин, схватив нашу одежду, выскочил вслед за нами. На улице заметно похолодало, мелкий дождик колол лицо. Застегивая на себе куртку, я мысленно переваривала инцидент на кухне: «Неужели это с моей подачи у Мавра сгорело мясо? Вот это дела!» У меня было странное ощущение. С одной стороны, мне было приятно, что я насолила наглому Мавру, с другой – я побаивалась саму себя. Я пощупала рукой статуэтку и порадовалась, что не пожелала Мавру взорваться. Тогда определенно могли пострадать и мы.

– Алина, – я наклонилась к ее уху и, чтобы Валентин не услышал (мало ли как он воспримет мои слова), шепотом покаялась: – Это я пожелала Мавру сгореть.

– Что? – не поняла Алина.

– Я мысленно приказала африканскому божку: «Чтоб он прогорел», подразумевая, конечно, «разорился».

– У него проблемы с пониманием русского языка, – серьезно констатировала Алина. – Ну да это и понятно: трудно так сразу перестроиться с языка банту на другой язык. В следующий раз надо выражать свои мысли предельно ясно, чтобы не было вариантов. Да ты не переживай. Сгорел так сгорел, и нет никаких проблем.

– Алина, тише, – я скосила глаза на сумку и призналась: – Мне страшно. А вдруг и правда…

– Зато мне теперь не страшно – пусть враги наши боятся. Давай теперь я его поношу, – Алина выхватила из моих рук сумку, достала из нее статуэтку и переложила бесценный груз к себе, при этом украдкой погладив выпуклое брюшко божка. – Здесь ему будет неплохо, – блаженно улыбаясь, пропела она.

– Мне, кажется, нам надо ехать домой. Нину мы не найдем. Никто ее уже много лет здесь не видел, – сказала я и посмотрела на часы. Если сейчас выехать в сторону дома, есть шанс добраться засветло.

– А если видел, да не узнал? – не сдавалась Алина.

– Такого не может быть! – возразила я. – Поселок Михайловский все равно что деревня. На одном конце чихнут, на втором пожелают здоровья. Кто-нибудь да узнал бы наверняка. Надо ехать домой, а для очистки совести намекнуть Воронкову о Мартыненко и Ольге Синицыной. Пусть как следует припугнет Мавра или по своей картотеке поищет, где могла осесть Синицына. Поехали, Алина, а? – Я жалобными глазами посмотрела на подругу.

Она ничего не отвечала, смотрела в конец улицы и что-то в уме прикидывала. Губы ее слегка шевелись, как будто она сама с собой разговаривала, взвешивая все «за» и «против».

– Ну? – я тронула ее за рукав.

– Подожди, я думаю, – отмахнулась от меня Алина. – Как мы можем уехать, если у нас есть еще одна зацепка?

– Какая? – приободрился Валентин.

– Красин работал в строительном управлении, – напомнила Алина. – Надо поехать туда и поспрашивать там. Авось в отделе кадров сохранилось его личное дело. Не мешало бы нам узнать, где прежде работал Анатолий Борисович. Вдруг остались старые связи? Или выйдем на след родственников. Не может быть, чтобы у него никого не было.