– Да, догогуша. – Пайпер вновь нарочно картавит. – Твои шрамы будут работать на тебя. Они классные, потому что ты классная.

– А ты – чокнутая.

Но мне приятно видеть Пайпер улыбающейся, так что я даже не пытаюсь особо возражать. Подруга принимается кататься по комнате, лопатки ходят ходуном, и крылья на них движутся, словно у парящего феникса.

– «Ведь Призрак Оперы живет… в моем уме!» – распевает она во всю мощь легких.

* * *

Субботним вечером я стою у зеркала в ванной Коры и прилаживаю маску, половину которой мы с Пайпер выкрасили белым – чтобы быть больше похожей на Призрака. Коре наша задумка кажется ужасной, тем не менее она помогает мне надеть черный плащ и парик, в которых Гленн когда-то изображал Дракулу.

Стоя за моей спиной, она расчесывает парик совсем так же, как некогда мама расчесывала мои волосы.

– Ты точно хочешь пойти в этом? – в двадцатый раз спрашивает она.

Окрашенная половина маски скрывает часть лица, остальная лишь сглаживает тон и неровности кожи.

В черном парике, пряди которого собраны в хвост, в застегнутой на все пуговицы белой рубашке и черном плаще я и в самом деле выгляжу одиозным бродвейским калекой-затворником. А еще, как ни странно, похожу на обычную девушку в маскарадном костюме. Ну и пусть часть костюма – мой персональный нескончаемый Хэллоуин, от которого никуда не деться, сегодня я позволю себе поверить в ложь.

Просто девушка в маскарадном костюме идет на вечеринку.

– Да, хочу.

Я довольна собой ровно до появления Пайпер: никакого хвоста – завитые волосы свободно спадают до плеч, скрывая шрамы на шее. Телесного цвета компрессионное белье закрывает остальные шрамы под тоненькими лямками зеленого платья Сары.

Я борюсь с желанием сорвать маску и захлопнуть дверь.

– Выглядишь потрясающе, – вместо этого говорю я.

Гленн переносит Пайпер вместе с креслом через порог и, отступив, любуется нами.

– Постарались на славу, девочки, – улыбаясь, говорит он. Однако улыбка исчезает, когда его взгляд падает на Пайпер. – Это ведь платье Сары.

– Вы же не против? – разгладив шелк на коленях, спрашивает Пайпер.

Гленн улыбается, но лишь губами – его мысли витают где-то далеко отсюда.

– Помнишь, как тот недотепа все не мог приколоть ей бутоньерку?

Кора смеется.

– Он чуть не заколол ее до смерти прямо у нас на глазах!

Она утирает выступившие от смеха слезы, и мы вновь хохочем все вместе. Воспоминания горчат, но воскресить в памяти кое-какие моменты прошлого все равно приятно.

– Ну конечно же, ты можешь пойти в нем, – говорит Кора Пайпер. – Сара наверняка хотела бы, чтобы его носил тот, кто дорог Аве.

Гленн притягивает к себе Кору и обнимает. Она такая маленькая по сравнению с мужем, что, кажется, может легко запрыгнуть к нему в карман.

Пайпер благодарит их и заявляет, что у нее есть для нас сюрприз. Она просит нас посмотреть на ее ноги и, вцепившись в подлокотник, с усилием поднимает вверх одну ногу, согнутую в колене, будто маршируя на месте.

Нога шлепается на сиденье, а Пайпер лучезарно улыбается мне.

– Может быть, ты и правда получишь свои стоячие овации.

* * *

Гленн относит Пайпер в машину, и Кора везет нас на вечеринку, без умолку болтая о том, что чем дальше от нашего района, тем больше дома – мы уже доехали до многоэтажных особняков. Навесы для автомобилей сменяются гаражами на четыре машины, а пикапы – «БМВ». Наконец мы подъезжаем к дому Кензи, современному угловатому уродцу, построенному на холме с видом на долину.

Кора в миллионный раз напоминает, что мы можем позвонить ей в любое время и она тут же примчится за нами.

Я толкаю кресло Пайпер по крутой гравийной дорожке к входной двери, которая в два раза выше меня. Пайпер теребит манжеты компрессионного белья.

– Нервничаешь? – интересуюсь я.

– Ничуть. Просто не привыкла к этому комплекту, – заявляет она, одергивая рукав, прежде чем положить руки на колени. И машинально начинает теребить торчащие из шва нитки. – Ладно-ладно, немного нервничаю.

Чем ближе дверь, тем нервозней становлюсь и я. Внутренности будто в тугой узел скрутились. Из дома доносится музыка, и я в очередной раз приглаживаю волосы парика, надеясь, что не буду выглядеть белой вороной в этом костюме изуродованного мужчины.

– Эй! – Пайпер щелкает пальцами. Зеленый цвет удивительно идет к ее глазам. – Мы справимся. Это же вечеринка. Здесь положено веселиться.

– Ага, просто две беспечные калеки вышли прогуляться в город. Да что с ними случится? – Я смеюсь.

Пайпер тоже смеется и тянется к дверному звонку.

– Давай же выясним!

Дверь открывает Кензи, одетая как сексуальная кошечка: купальник леопардовой расцветки с длинным хвостом и пушистые уши, которые подрагивают, когда она качает головой и указывает пальцем на Пайпер.

– Нет-нет, вечеринка только для актеров и рабочих сцены, а ты предельно ясно дала понять, что не желаешь иметь ничего общего с нами.

– Она со мной, – с напускной решительностью говорю я.

Кензи разглядывает меня с ног до головы.

– Что у тебя на лице?

Я едва сдерживаюсь, чтобы не умчаться вслед за машиной Коры в сторону дома, где меня не достанут девушки, одетые как кошки с бритвенно-острыми когтями.

– Часть моего костюма.

– Это из одного маленького мюзикла. «Призрак Оперы» – может, слышала о таком? – издевательским тоном произносит Пайпер.

Задрав нос с зачерненным кончиком и сложив руки на груди, Кензи наблюдает, как я пытаюсь перекатить кресло Пайпер через порог. Затем, фыркнув, возвращается в гостиную и усаживается на колени качка-спортсмена, который толкнул Асада на уроке естествознания. Вот уж кто точно нарушает правило вечеринки «только актеры и рабочие сцены»: он одет щенком, что нелепо – в мюзикле «Кошки» нет собак.

Вышедший из кухни Асад приветственно машет нам рукой.

– Пайпер, ты как всегда потрясающе выглядишь. Ава, по-о-олный улет! Это лучший из виденных мною костюмов Призрака оперы.

– А ты, похоже, Гамильтон[21]? – Я рассматриваю его ярко-синее пальто с блестящими латунными пуговицами и белый кружевной воротник. Асад даже усики с бородкой нарисовал.

– К вашим услугам!

Отсалютовав мне пластиковым стаканчиком, Асад свободной рукой берется за кресло Пайпер и ведет нас в кухню, где народ в маскарадных костюмах что-то пьет из красных стаканчиков. Парни, одетые как французские революционеры, девушки с пышными прическами как в мюзикле «Лак для волос»[22]. Шестеро парней одеты почти так же, как Асад, еще несколько в поло в бело-синюю полоску и с загипсованной рукой изображают Эвана Хэнсена[23].