Полотенце распахнулось, она лежала перед ним обнаженная. Внутренний голос, похожий на тонкий птичий щебет, о чем-то предупреждал ее, но она отбросила дурные предзнаменования, оттолкнула их назад, в тень.

Ей все равно! Тревога и сожаления придут позже, а сейчас ей хотелось одного: лежать с ним, с этим мужчиной, который за последние дни стал ей так дорог.

Локлан нетерпеливо снимал одежду, не глядя, швыряя ее на пол. Свеча в стенной скобе мерцала; пламя высвечивало изгиб его широких плеч, скульптурные выпуклости мускулов на груди. Он потянулся к Сесили, и они, не расцепляясь, покатились по меховому покрывалу — плоть к плоти.

Она едва не закричала от радости, когда он прижался к ней сильным телом. Его ярко-голубые глаза потемнели и стали почти черными, в них горела мощная энергия, желание иметь, обладать. Он снова отыскал ее рот, влажные пряди ее волос щекотали ему лицо. Потом его губы скользнули вниз — ниже, ниже, к ложбинке между грудями.

— Локлан, я… — Ее охватило возбуждение, словно в нее ударила молния, ударила в самое ее средоточие. Ее тело дрожало и гудело в состоянии нервного предвкушения. Внизу живота постепенно разгоралось пламя; наконец ей показалось, что сейчас она закричит от страстной, сладкой боли. Она дрожала от желания, ее грудная клетка изгибалась от сознания своей силы, понимания того, что вот-вот произойдет.

Он перекатил ее на спину и лег на нее. Как же медленно он двигался! Его мощные руки и ноги лежали на ней, утопая в ее нежности и мягкости. Короткие волоски у него на ногах щекотали ей лодыжки; она гладила ладонями грудь Локлана, восхищаясь его красотой и мужественностью. Его желание оказалось заразительным, но он не спешил. Снова завладев ее губами, поддразнивал и мучил ее, а его рука гладила ее шелковистое бедро.

Всякие доводы разума бежали под натиском мощного желания. Голова больше ей не принадлежала, Сесили захватил вихрь желания, от которого не было надежды убежать. Его умелые, искусные пальцы сводили ее с ума; он как будто перенес ее в такие места, где она прежде никогда не бывала. Сесили понимала: еще чуть-чуть — и она утонет в пучине страсти. Его жаркие ласки обнажали ее до самой глубины, до средоточия существования. Ей хотелось кричать от радости из-за того, что он с ней делал. Все ее мышцы напряглись от сладкого предвкушения. Она словно балансировала на краю крутого обрыва, ноги срывались с камней. Вот-вот она полетит в пропасть!

Осторожно Локлан проникал в ее теплые бархатистые складки. Он даже скрипел зубами от нетерпения, им овладело неистовое желание обладать ею. Потрясенная внезапной близостью, Сесили ахнула от удивления. Глаза стали огромными, взгляд расфокусированным. Приподнявшись на локтях, Локлан остановился. Он сделал ей больно?

— Сесили… — еле слышно сказал он. — Мне остановиться?

— Нет! — воскликнула она. — Не смей! — Ее руки взлетели вверх, обхватили его плечи, привлекая его ближе. Она льнула к нему, наслаждаясь властным блеском в его глазах.

Несмотря ни на что, он улыбнулся, угадав в ее голосе мольбу желания. Все больше возбуждаясь, он напомнил себе, что лучше действовать медленно, постепенно. Однако оказалось, что сдерживаться он больше был не в состоянии. Им овладело неистовство, которого он прежде не знал. Неизвестная сила руководила им… Локлан был как заколдованный. Он ринулся вперед, пораженный собственной бесшабашностью, и вошел в нее глубоко и резко. Затем стал двигаться медленнее, овладевая ею постепенно. Вскоре он уже не мог сдерживаться, и его толчки участились. Она раскинулась под ним на собольем покрывале.

Сесили, как оказалось, была совсем не против, она двигалась с ним в унисон с таким же радостным и голодным волнением. Строгая, осуждающая часть ее мозга, та часть, которая прежде диктовала ей, что делать и как вести себя, перестала работать, свелась к нулю. Ее дыхание вырывалось из груди через неравные промежутки, ее стройная фигура едва могла вместить волну за волной удовольствия, которое прокатывалось по телу. Ресницы порхнули вниз, живот напрягся в предвкушении. Потом она застонала, наслаждение достигло высшей точки, но она продолжала парить в облаках. Из легких словно выкачали воздух. По ней прокатывались волны удовольствия, иглы света покалывали внутреннюю поверхность век, перед глазами плясали мерцающие звезды.

Она громко вскрикнула, ринувшись в пропасть, и вскоре, обессиленная, обмякла на покрывале. Локлан, также дойдя до вершины наслаждения, вздрогнул всем телом и, запрокинув голову, хрипло вскрикнул. Потом он распростерся на ней и затих. Он испытывал удовлетворение и, впервые за долгое время, чувствовал себя совершенно счастливым.

Они долго лежали, сплетясь в объятиях, постепенно их прерывистое дыхание выровнялось. Голые руки и ноги покрывала испарина. Локлан перекатился на бок и укрыл их обоих меховым покрывалом. Сесили таяла, прижимаясь к его мускулистому телу. Ее волосы попадали ему в лицо, и он убрал их, заправив шелковистую прядь ей за ухо. Она тихо, удовлетворенно вздохнула, положив тонкую руку на его широкую грудь, но глаза ее оставались закрытыми, темные ресницы отбрасывали тени на щеки.

Что же он наделал? Он разглядывал балдахин над кроватью, как будто мог прочесть ответ в многочисленных переплетениях и узорах. На балдахине и на стенах плясали отблески огня. Ему стало стыдно, к стыду примешивались горечь и отвращение к себе. Он повел себя как неотесанный чурбан, как его предки-викинги, деспотически подмял ее под себя, отбросив ее возвышенные чувства, катался с ней на постели, как одержимый… Как дикарь. Ему не удалось сохранить самообладание, хотя вначале он не собирался спешить. Нет, он ворвался в нее, не дожидаясь приглашения!

Сесили медленно, нехотя открыла глаза, не желая разрушать волшебство, окутавшее их обоих. Теплая грудь Локлана согревала ей щеку. Ладонь она положила ему на ребра. При свечах его голая грудь казалась золотистой. Ноги и руки налились свинцовой тяжестью, из мышц вышла вся сила. Тем не менее, она чувствовала себя обновленной. Произошедшее так разительно отличалось от ее близости с Питером, что и сравнивать было невозможно.

Она перевернулась на спину. Мягкая прохладная простыня ласкала голую кожу. В голове забрезжила надежда. Может быть, все еще будет хорошо, и их с Локланом семейная жизнь станет удачной. Как чудесно было бы разделять его заботы, делить с ним постель и рожать ему детей! Неужели, совершив преступление, она, сама того не подозревая, нашла истинную любовь? Неужели Фортуна в конце концов сжалилась над ней?

— Прости, — послышался хриплый голос Локлана. Высвободив из-под нее руку, он откатился на край кровати.

Сесили не расслышала ледяных ноток в его голосе.

— Я что, давлю на тебя?