Шарлотта приехала на Грейт-Корэм-стрит в начале двенадцатого. Трудно было выбрать более неподходящее для визита время, зато в эту пору она вряд ли столкнулась бы здесь со знакомыми, которым пришлось бы объяснять причину своего присутствия в этом районе.

Джуно была рада видеть ее и не пыталась скрыть это. Ей явно хотелось поговорить с кем-нибудь, чтобы облегчить душу.

– Входите, – сказала она с улыбкой. – Есть новости?

– К сожалению, нет.

Миссис Питт испытывала чувство вины из-за того, что ей не удалось что-либо разузнать. В конце концов, утрата, понесенная этой женщиной, была значительно большей, чем то, что случилось с ней самой.

– Я много размышляла, но так и не смогла до чего-нибудь додуматься. Правда, у меня появились кое-какие идеи, – сказала она.

– Я могу чем-нибудь помочь вам?

– Возможно. – Шарлотта села в предложенное ей кресло, в той же самой очаровательной, уютной комнате, выходящей окнами в сад. Сегодня, по случаю прохладной погоды, дверь была закрыта. – Судя по всему, мистера Феттерса и Джона Эдинетта объединяла мечта о политических реформах.

– О да, Мартин страстно мечтал о них, – подтвердила хозяйка дома. – Он ратовал за их проведение и написал на эту тему множество статей. У него было много знакомых, разделявших его взгляды, и он верил, что когда-нибудь наступит их день.

– У вас есть эти статьи? – спросила ее гостья.

Она не знала, какой от них может быть толк, но пока не могла придумать ничего лучшего.

– Они хранятся среди его бумаг. – Джуно поднялась с кресла. – Полицейские, конечно, просматривали их, но бумаги все еще лежат на столе в его кабинете. У меня не хватило духу снова в них рыться.

Она вышла из комнаты и пересекла вестибюль, направляясь в сторону кабинета. Шарлотта последовала за ней.

Кабинет был не столь просторен, как библиотека, и не так ярко освещен из-за меньшего размера окон. Однако там тоже царила приятная атмосфера, и было видно, что это помещение активно использовалось: отдельный книжный шкаф заполнен книгами, два толстых тома лежат на отделанной кожей крышке стола; полки, висящие на стене позади стола, заставлены журналами.

Джуно остановилась. Ее лицо помрачнело.

– Не знаю, что мы сможем тут найти, – беспомощно произнесла она. – Полицейским удалось обнаружить лишь какую-то странную записку по поводу встречи и еще два или три письма от Джона… мистера Эдинетта… из Франции. В них нет ничего личного – только красочные описания некоторых мест в Париже, главным образом связанных с революционными событиями. Мартин написал несколько статей об этих местах, и Эдинетт говорил, насколько большее значение они приобрели для него после того, как Мартин о них рассказал.

Ее голос задрожал от нахлынувших эмоций при воспоминании о том, как недавно все это было и как много с тех пор изменилось. Она подошла к полкам, висевшим позади стола, взяла несколько журналов и быстро пролистала их.

– Вот здесь эти статьи. Хотите прочитать?

– Да, пожалуйста, – сказала Шарлотта, поскольку все равно не знала, с чего начать.

Джуно протянула ей журналы. Миссис Питт заметила на их обложках надпись, гласившую о том, что они изданы Торольдом Дисмором. Она открыла один из них и принялась читать статью, написанную Мартином Феттерсом в Вене и посвященную местам, где в 1848 году революционеры сражались с войсками простоватого императора Фердинанда, пытаясь вынудить его провести реформы, принять новые законы, облегчить налоговое бремя и устранить разного рода несправедливости. Поначалу она намеревалась бегло пробежать статью глазами, чтобы кратко ознакомиться с убеждениями автора, но зачиталась и в итоге не пропустила ни единой фразы. Слова моментально превращались в живые образы, насыщенные страстью и болью, и Шарлотта совершенно забыла о том, что находится в кабинете дома на Грейт-Корэм-стрит и что в нескольких футах от нее сидит миссис Феттерс. В ее сознании звучал голос Мартина Феттерса, она видела его лицо, преисполненное восторга по поводу беззаветной отваги мужчин и женщин, отстаивавших свои права с оружием в руках. Она отчетливо ощущала его отчаяние, когда он говорил об их поражении, и надежду на то, что однажды настанет день, когда их цели будут достигнуты.

Затем женщина перешла к следующей статье, написанной в Берлине. Суть ее была примерно та же: восхищение красотами города и индивидуальностью его жителей, их попытки обуздать произвол милитаристского правления в Пруссии и в конце концов их поражение.

Далее следовала более объемистая статья из Парижа – вероятно, та самая, на которую ссылался Эдинетт в письмах, найденных Питтом. Она была наполнена нежной любовью к славному городу, оскверненному террором, и надеждой, настолько пылкой, что та задевала за живое даже через посредство печатных слов.

Феттерс побывал возле дома Дантона и прошел весь путь, по которому его доставили в повозке к эшафоту, где он, находясь на вершине своего величия, потерял все и наблюдал за тем, как революция пожирает своих детей – физически и, что еще ужаснее, духовно.

Феттерс стоял на рю Сент-Оноре, рядом с домом плотника, где жил Робеспьер, пославший на страшную смерть тысячи людей и впоследствии разделивший их судьбу.

Феттерс ходил по улицам, где студенты бились на баррикадах во время революции 1848 года, в результате которой было завоевано так мало и столь дорогой ценой…

Шарлотта закончила читать парижские заметки с комком в горле и только усилием воли заставила себя перейти к следующей статье. И все же, если б Джуно прервала ее и предложила покинуть кабинет, она почувствовала бы себя обворованной и неожиданно одинокой.

Венецию Мартин Феттерс называл самым прекрасным городом на свете, пусть даже она и страдала под австрийским игом. Писал он и об Афинах, некогда величайшей городской республике, колыбели демократии, а ныне бледной тени ее былой славы, оскверненной и униженной.

И наконец миссис Питт дошла до статьи, написанной в Риме и опять посвященной революции 1848 года, в которой описывалась славная, но короткая история другой республики – Римской, – задушенной армией Наполеона III, а также последовавшее возвращение Папы и крушение надежд на свободу, справедливость и право голоса для народа. Он писал о Мадзини, занимавшем в папском дворце всего одну комнату, в которой каждый день появлялись свежие цветы, и питавшемся изюмом, о подвигах Гарибальди и его свирепой, страстной жене, погибшей после завершения осады, о Марио Корена, солдате и республиканце, который был готов отдать на благо общего дела все, что у него имелось – деньги, руки и, если понадобится, жизнь. Если б среди них было больше таких, как он, они не потерпели бы поражение.

Дочитав, женщина положила последний журнал на стол, но в ее воображении продолжали совершаться героические подвиги и происходить трагедии, а в сознании все еще звучал голос Мартина Феттерса, провозглашавший его убеждения, возвещавший о его личностных качествах и о его страстном стремлении к индивидуальной свободе в рамках цивилизованного общества.