— Заходите.

Как только Грег вошел, я впечатала его лицом в стенку между комнатой и ванной, несмотря на свежую травму, и обыскала. Казалось, он не был ни удивлен, ни оскорблен этой процедурой.

— Справа, — мягко сказал он.

— Спасибо, что напомнили. Сама бы никогда не догадалась там посмотреть.

— Просто берегу твои нервы. У нас у всех была тяжелая ночь.

На поясе у Лукаса, над правым бедром, висел короткоствольный револьвер «смит-и-вессон» 38-го калибра. Я вытащила его, отошла в сторону, не сводя глаз с Лукаса, вынула барабан и высыпала патроны на покрывало.

— Симона сейчас с Эллой. Мне бы не хотелось, чтобы вы ее беспокоили.

— Ничего страшного, — сказал он. — Я пришел поговорить с тобой.

— В таком случае устраивайтесь поудобней, — пригласила я. — Хотите кофе?

Он кивнул. Я оставила частично разобранный револьвер на кровати и направилась к небольшой кофемашине, стоящей на столе. Кофе из нее получался на удивление приличный, и с тех пор, как мы тут устроились, я уже выпила три чашки.

Когда я повернулась, револьвер лежал там же, где я его оставила, а Лукас стоял у окна, любуясь живописной панорамой леса Эко-Лейк и лежащих за ним гор.

Я подошла к нему, протянула кофе и отпила пару глотков из своей чашки, ожидая, пока он подберет слова, чтобы сообщить мне то, что собирался. Судя по его молчанию, это было нелегко.

Из какой-то детской вредности я не спешила ему помогать. Вместо этого я сосредоточилась на восхищенном созерцании сказочного зимнего пейзажа за окном. Практически идиллическая картина. При любых других обстоятельствах она действительно была бы такой.

От стресса Лукас как будто постарел. Повязка у него на лбу была обычного телесного цвета, но его восковая кожа по сравнению с ней казалась почти белой. Он обхватил чашку с кофе обеими руками, видимо благодарный за то, что я помогла чем-то их занять.

— С тобой непросто, — сказал он наконец, коротко улыбнувшись.

Я вздохнула, признавая поражение. Не хватало нам еще простоять вот так весь день.

— Что вы хотели мне сказать, Грег?

Лукас вздохнул, собираясь с мыслями.

— Они могли убить ее вчера ночью, да? — спросил он. — Я имею в виду, Симону и Эллу. Они могли убить их обеих.

Я пожала плечами.

— Могли, но не убили. И мы с вами оба знаем, что это не входило в их планы, не так ли?

Лукас напрягся, затем заметным усилием воли попробовал расслабиться, увидел, что я отследила то и другое, и сдался.

— Серьезно?

— Да ладно вам, Лукас! — фыркнула я, довольно язвительно, но не повышая голоса, потому что меньше всего хотела, чтобы нас услышала Симона. — Задумайтесь на минуту — маски, глушители на стволах, плюс они даже не удосужились подойти поближе к моей кровати, чтобы выяснить, что меня там нет, прежде чем «застрелить». Это была попытка похищения — ни больше ни меньше.

Лукас помрачнел и снова сунул нос в чашку с кофе, как будто выводы, произнесенные вслух, делали ситуацию более реальной. Через некоторое время он поднял голову, посмотрел мне прямо в глаза и сказал:

— Я хочу, чтобы ты отвезла Симону и Эллу домой.

Допив остатки кофе, я поставила пустую чашку на стол за своей спиной, оттягивая таким образом ответ, чтобы поразмыслить.

— Почему?

Лукас моргнул.

— Почему? — повторил он. — Чарли, как ты только что правильно заметила, кто-то прошлой ночью пытался похитить мою дочь. — Он слегка подался вперед и понизил голос. — Прямо из моего дома.

— Значит, вы боитесь за свою безопасность, — сказала я ровным тоном, но с откровенной насмешкой, возможно, в качестве маленькой мести за памятный трюк на парковке.

Губы Лукаса сжались.

— Нет, но я определенно боюсь за их безопасность, — парировал он. — А ты разве нет?

— Разумеется, — спокойно ответила я. — И сегодня утром я постаралась эту безопасность обеспечить. А еще приняла меры для того, чтобы следующие попытки похитителей также не принесли им успеха.

Лукас чуть замялся, как будто не знал, что говорить дальше.

— Что ж… хорошо, — печально улыбнулся он. — Симона была прелестным ребенком. Ты даже представить себе не можешь, как я по ней скучал, но я предпочитаю отослать ее подальше, чем снова потерять, и на сей раз навсегда.

Я слегка повернула голову, чтобы посмотреть Лукасу в лицо, и увидела… что-то. Что-то мелькнуло в его глазах, но очень быстро улетучилось.

Чувство вины. Но не слишком гнетущее. Не то чувство вины, которое пригибает человека к земле, беспрестанно терзает, давит, парализует… Но все-таки.

— Как давно вы знали? — спросила я.

— Что, прости?

— Ни вы, ни Розалинда не задали вопросов, адекватных ситуации, — например, «зачем?» для начала. Именно это логично было бы спросить в первую очередь. Двое вооруженных парней врываются в ваш дом посреди ночи и предпринимают чертовски серьезную попытку похитить вашу дочь и внучку у вас из-под носа, а вы даже не выглядите удивленными. Где праведный гнев, возмущение?

Лукас неотрывно глядел на свою чашку, несмотря на то, что она была так же пуста, как моя собственная. Я вынула чашку из его пальцев и поставила на стол. Стукнула она громче, чем я рассчитывала.

— Послушай, здесь кое-что происходит. Я не могу тебе рассказать, — добавил он, заранее отметая мои вопросы. — Тебе просто придется поверить мне на слово. Я думал, что сумею сделать так, чтобы Симоны это не коснулось, но — увы. Есть вероятность… — продолжил он, бросив быстрый взгляд на меня, словно проверяя, как я все это воспринимаю. — Есть вероятность, что целью взломщиков был я, а не только…

Тут Лукас оборвал фразу, и я слабо улыбнулась ему.

— …деньги Симоны? — закончила я за него.

Лукас кивнул, сложив руки на груди и поежившись, точно от холода.

— Да, мы знаем о деньгах, — признал он. Вот теперь он точно выглядел на свои годы. — С того самого дня, как ко мне зашел Барри О’Халлоран.

— Это он вам рассказал? — удивилась я.

— Да нет. Он сказал, что моя дочь меня ищет, и как только я понял, сколько усилий вложено в мои поиски, забил ее имя в поисковике. Посыпались заголовки английских таблоидов.

А, ну да…

— Значит, вы выяснили, что ваша дочь миллионерша, и — гляди-ка! — сразу решили, что все-таки хотите быть найденным.

— К тому моменту я уже принял это решение, — с достоинством ответил Лукас. — Я просто предпочел бы подождать, пока дела, в которых мы здесь увязли, окончательно не утрясутся.

— И что это за дела?

— Это никак тебя не касается, Чарли.