— Танечка, в последнее время к нам никто не приходит, — посетовала хозяйка, усаживая меня за овальный дубовый стол, стоящий в центре огромной гостиной-столовой. Я даже не успела опомниться, как на столе появились какие-то салатики. Лариса Анатольевна накрывала на стол и говорила: — Друзья отвернулись от нас, как от прокаженных. Даже вчера с днем рождения меня не поздравили… Да я и сама стараюсь избегать соседей. Мне кажется, что они пальцем на меня показывают и шепчут вслед: «Вон идет та, муж которой брал взятки». А сами-то они кто? В нашей стране, как говорится, от сумы и от тюрьмы никому нельзя зарекаться. Пресса все так раздула, газеты приписали Леше даже то, чего он и в мыслях не имел. Да что я вам говорю, вы, наверное, и сами знаете, как далеко может зайти людская молва…

— Да, — сказала я, состроив скорбное лицо. — Я вас, Лариса Анатольевна, прекрасно понимаю. Мне тоже первые полгода было очень сложно, потом соседи переключились на другие проблемы и перестали промывать нам косточки. Конечно, следствие, суд, сплетни — все это здорово пошатнуло мои нервы, но надо как-то жить дальше…

— Да, Таня, вы правы, надо жить дальше, ради детей… Танечка, у вас есть дети?

— Да, дочь, — ляпнула я для пущей убедительности образа.

Стол, за которым я сидела, быстро превратился в какое-то ресторанное безумие. Лариса Анатольевна перехватила мой удивленный взгляд и сказала:

— Вчера вот наготовила, никто не пришел, дети по своим делам разбежались, а у меня аппетита нет… Танечка, пообедаете со мной?

— С удовольствием…

— Что пить будете? Вино, коньяк?

— Нет, спасибо, я за рулем. Если можно, то кофе.

— Конечно, можно, — сказала Лариса Анатольевна. — Потом, к тортику. А сейчас, пожалуйста, минеральная вода, сок… Вы какой предпочитаете? Апельсиновый подойдет?

— Да, спасибо.

За чревоугодием Колесникова продолжила убеждать меня в том, что ее супруг был кристально честным человеком, который никогда не брал взяток, а тот случай, из-за которого его, собственно, и посадили, был чистейшей подставой. Я ей сочувственно кивала, хотя мне верилось в честность чиновника с большим трудом. Все, что я видела вокруг себя, казалось вопиющим свидетельством того, что долгие годы Колесниковы жили не только на официальные зарплаты. Впрочем, мне не было никакого дела до того, справедливо ли осужден Алексей Александрович или нет. Это совсем другая тема, я просто поддерживала навязанный мне разговор.

— Танечка, простите за любопытство, а за что посадили вашего мужа? — поинтересовалась Лариса Анатольевна.

— Сергея несправедливо обвинили в присвоении средств участников долевого строительства. — Я пустила в ход историю, действительно имевшую место в Тарасове около двух лет назад. — Дом был практически достроен, и вдруг выяснилось, что неправильно оформлена документация, стройку законсервировали, дольщики обратились в суд. Мой муж оказался крайним. Но ведь он ни рубля не положил в свой карман, все ушло по прямому назначению…

— Да, я что-то слышала об этом, — сочувственно произнесла Лариса Анатольевна. — Вот ведь как в жизни бывает… Одни расплачиваются за ошибки других…

Я поняла, что между нами возникло полное взаимопонимание, поэтому постепенно стала подводить разговор ближе к интересующей меня теме.

— Столько денег ушло на адвокатов, — сказала я, всплакнув. — Знаете, у моего мужа аллергия, так вот для того, чтобы передать антигистаминные препараты, мне приходилось идти на такие ухищрения…

— Я вас прекрасно понимаю. У моего Леши больное сердце, он до того два миниинфаркта перенес. Работа-то нервная, а тут вся эта заварушка, потом арест… Разве больное сердце это выдержит? Я пыталась что-то предпринять, чтобы мужа выпустили хотя бы до суда. А потом мы надеялись, что его оправдают…

— Вам удалось добиться подписки о невыезде?

— Нет, Танечка, ничего у меня не получилось. Я нашла выходы на врача следственного изолятора. — Только Колесникова сказала это, как в прихожей хлопнула дверь. — Простите, Танечка, это, наверное, дочка пришла. Я вас оставлю ненадолго одну. Вы кушайте, не стесняйтесь…

— Спасибо, — ответила я и положила себе в тарелку какой-то экзотический салатик.

По закону подлости разговор прервался на самом интересном месте. Вскоре в гостиную зашла невысокая, полноватая девушка, одетая в джинсы и тунику. Она уставилась на меня с необъяснимой враждебностью. Большие очки придавали лицу строгость и даже взрослили ее лет на пять. В общем, мне эта девушка с первого же взгляда показалась несимпатичной. Даже хотелось посоветовать ей сходить к визажисту и стилисту.

— Вот, познакомьтесь, это — моя дочь Лена, а это — Татьяна, — сказала Лариса Анатольевна. — Танин муж сейчас вместе с нашим папой в одной колонии.

— Да? — недоверчиво переспросила студентка, нахмурилась, поправила очки. Кажется, ее что-то насторожило. — Мама, ты мне не говорила, что ждешь сегодня кого-то.

— Да я и сама не знала, что Таня придет, — стала оправдываться мать.

— Странно. А как вы нашли друг друга? — не унималась подозрительная дочурка. — Как?

Лариса Анатольевна промолчала, и мне пришлось самой объяснять, как я нашла «подругу по несчастью».

— Дело в том, что мой муж Сергей написал мне письмо, — начала вещать я. — Он написал о земляке… В общем, я решила позвонить Ларисе Анатольевне и…

— Да? — перебила меня Елена, которая, похоже, не собиралась верить моим словам. — И где же это письмо? В нем что же, наш телефон был указан и домашний адрес? Такие письма с зоны разве пропускают?

Елена оказалась не в меру любопытной и напористой, и ее мать стала за меня заступаться.

— Леночка, ну что ты к Татьяне пристала? Она наша гостья. Кушать будешь? Мой руки и садись за стол, — ласково сказала Лариса Анатольевна и поставила на стол еще один прибор.

— Нет, мама, я есть не буду. Мы с Сашкой в «Макдоналдсе» были, но я посижу, послушаю, о чем вы тут говорите.

— Конечно, Леночка, конечно, — сказала ей мать.

Девчонка плюхнулась на табурет, прислонилась к стене и стала сверлить меня через очки пристальным недоверчивым взглядом. Спокойствие, Таня, только спокойствие, ты и не таких умных вокруг пальца обводила.

Конечно, присутствие скептически настроенной особы внесло некоторые коррективы в мои планы. При ней я уже не могла напомнить Ларисе Анатольевне, что она собиралась рассказать мне, какие подходы нашлись у нее к Валерию Ивановичу Тришевскому. Это было очень важно для моего расследования, но пришлось заговорить о другом.

Надо сказать, что Колесникова-младшая совсем не была похожа на свою мать, ни внешне, ни характером. Кажется, она не поверила в мою сказочку. Специально для нее я стала придавать своему рассказу побольше достоверности. Откуда ей знать разные процессуальные тонкости? Особенно я смаковала подробности того, как в прошлом году съездила к «мужу» на зону. При этом я припомнила все, что когда-либо слышала о свиданиях с заключенными, и стала методично вешать женщинам лапшу на уши. Лариса Анатольевна слушала меня очень внимательно, задавала мне много вопросов. Но я отвечала на них гладко, даже когда сочиняла ответы на ходу. Девчонка отмалчивалась и позевывала. Кажется, она убедилась в том, что я именно та, за кого себя выдаю, и потеряла ко мне всякий интерес. Сначала она стала мучить свой мобильник, то ли разыскивая там чей-то номер, то ли отправляя кому-то эсэмэску, а потом и вовсе ушла в свою комнату. Это меня обрадовало.