Тринити грустно улыбнулась:

— Он постоянно совершал такие поступки. Старалсязаманить меня сюда. Разжечь во мне интерес к «Шпоре».

По правде говоря, я-то знала, что он так или иначе отдастмне эту брошь. Она принадлежала моей бабушке и хранилась в нашей семье четырепоколения. Кому же еще следовало ее отдать?

— Очаровательная история, — произнес Джек. —Но какое отношение она имеет к дневнику?

— Ох, извините! — спохватилась Тринити. —Прочтите вот здесь. Он обещает положить брошь и некоторые другие ценные вещи вкрепкий ящичек и потом спрятать.

Видите? Одной из таких ценностей была первая тетрадьдневника. Он больше всего хотел, чтобы я прочитала именно ее и поняла, как онлюбит это ранчо.

— Значит, тетрадка где-то здесь?

Джек спросил об этом так горячо, что Тринити стало весело.

— Если она отсутствует в кабинете, значит, да. Когда яузнала о дедушкиной смерти и о подробностях его финансового положения, особенноо закладной, мне пришло в голову, что он отказался от этой игры в прятки ипродал брошь, чтобы спасти «Шпору». Но может, он этого и не сделал. Хотя этостранно. Брошь достаточно дорогая. Цена ее не выше закладной, но она украшенабриллиантами и…

Тринити вдруг замолчала, завороженная блеском его изумрудныхглаз.

— Вы хотели бы, чтобы я нашла для вас этот клад,Джек? — спросила она после долгой паузы.

Джек покраснел, но кивнул.

— Я очень хотел бы, чтобы он попал мне в руки. Я имею ввиду дневник, — поспешил он добавить, — а не брошь. Я ничуть непретендую…

— Отлично, — перебила Тринити, довольная егосмущением. — Мы с девочками начнем охоту за кладом завтра же, не оставимнеобследованными ни одну доску в полу, ни один кирпичик. Если повезет, мынайдем его еще до вашего возвращения из приюта.

— Ну хорошо, тогда… — Он явно не решался о чем-топопросить и, потрогав стопку писем Эйба, сказал:

— Это замечательно.

— Вы не хотели бы взять их и прочесть?

— Что? О да, со временем. — Джек начал осторожнопереворачивать страницы книги с вложенными между ними исписаннымилистками. — Вы поступили прекрасно, сохранив письма так бережно. И дажесделали к ним аннотации.

Настал черед Тринити краснеть.

— Это глупая привычка, которую я усвоила с тех пор, какстала получать письма от отца. Каждый раз писала внизу на странице конторскойкниги, о чем письмо, где находится отец и что он там видел. Для меня это былкак бы способ приблизить его к себе.

Заметив сочувствие в его зеленых глазах, Тринити негромкорассмеялась и показала на карты, разложенные на полу.

— Вот видите, как родилась моя тоска по дальнимстранам. Полагаю, это еще одно доказательство в пользу вашей теории о моемдуховном родстве с Эрикой, вопреки моим неизменным протестам.

Джек выпятил губы и медленно наклонил голову.

— Полагаю.

— Завтра вам предстоит долгая поездка верхом, —напомнила Тринити. — А в постели вашей младшей сестры находится безволосоесущество, которое надо удалить без промедления. Но сначала… — Тринити облизалагубы и предложила еле слышно:

— Не поцелуете ли вы меня на сон грядущий? Если приютотвергнет ваше предложение, порадуемся практике. А если они его примут, этобудет наш последний поцелуй.

Секунду он молча смотрел на нее, потом прижался губами к еегубам — нежно и бережно, без малейшего намека на вожделение, свойственного ихпрежним поцелуям.

— Спите спокойно, Тринити. Я вернусь до наступлениятемноты, и, надеюсь, с добрыми новостями. Или по меньшей мере с новостямиразумными.

Тринити еще долго смотрела на дверь после того, как Джекисчез, затворив ее за собой.

— Если не добрые новости, то новости разумные, —пробормотала она, понимая, что Джек прав: как бы они ни были привлекательныдруг для друга, любое иное решение опекунов, за исключением положительного,нанесет удар как их партнерству, так и их дружеским отношениям.

Джек отправился в двухчасовую поездку в «Дельта-Вэлли» вхорошем настроении, уверенный, что оставляет сестер в добрых руках. Джейнивстала на заре и помогала Элене кормить мелкую живность. Мэри еще спала, и лицоу нее было безмятежным, когда Джек просунул голову в дверь ее комнаты, чтобывзглянуть на девочку перед отъездом. А Тринити предстояло провести весь день впоисках спрятанного дедом ящика.

Даже Луиза казалась счастливой, появившись во время раннегозавтрака, чтобы попросить у Джека разрешения поехать верхом вместе с Клэнси напастбище. Прежде чем Джек успел возразить, она объяснила, что берет с собойкнижку и просидит все время на вершине холма, на том самом месте, где онинакануне устраивали пикник.

— Я только хочу посмотреть на парней, — сказалаона сладким голоском. — Мистер Клэнси разрешает мне пользоваться егоподзорной трубой. Он говорит, что не подпустит ребят к тому месту, где я будусидеть. Я просто хочу на них посмотреть.

Получив от Клэнси заверения, что ковбои будут слишкомзаняты, чтобы беспокоить Луизу, а Луиза не станет, в свою очередь, беспокоитьих, Джек дал согласие на такой порядок действий.

Когда впереди показался сиротский приют, маленький мальчик,который до того сидел на заборе, спрыгнул со своей жердочки и побежал навстречуДжеку, приветственно махая ему рукой. С тоской подумав, что несчастныймальчуган совершенно один на свете, Джек перевел Плутона на медленный шаг,поднял руку, приветствуя мальчика, и крикнул:

— Хелло!

Мальчуган глянул на Джека, и плечи его опустились, но онпродолжал идти Джеку навстречу, пока расстояние между ними не сократилось донескольких метров.

— Доброе утро, мистер. У вас быстрый конь.

— А у тебя хороший глаз, — ответил Джек,разглядывая худенькую фигурку недокормыша.

Мальчик был в том же возрасте, что и Джейни, может, на годили два старше.

— Мой папа разбирается в лошадях.

— И научил тебя? Это хорошо. — Джек, свесившись сседла, предложил:

— Не хочешь вернуться в приют верхом? Я бы судовольствием прошелся пешочком, чтобы размять ноги.

— Мне надо быть здесь на случай, если папа приедет.

Он долго не может здесь оставаться, будет спешить, и я хочуподготовиться.

Джек озабоченно выпятил губы. Так, выходит, отец у мальчикане умер. Но почему ему надо спешить? Значит ли это, что он скрывается отправосудия? Для ребенка это, пожалуй, не менее тяжко, чем потерять отцаокончательно.