Нина не верит своим ушам. Уж не снится ли ей этот разговор? Еще мгновение – и все спутается, комната съежится или, наоборот, увеличится и обрастет неожиданными подробностями, Нина проснется в своей кровати, и окажется, что уже раннее утро нового дня. Но ничего не менялось, вокруг по-прежнему стояла ватная тишина, и перед глазами неслышно качались подвески хрустальной люстры. Отчего качаются подвески? От неощутимого сквозняка, от Нининого дыхания? А может, от напряжения Нининых нервов?

– Подумай сама. На новой работе ты будешь иметь большие деньги, хорошую языковую практику и, главное, бесценный жизненный опыт, – произнесла наконец Ева Георгиевна. – А кафедра – это так, щекотание нервов. В нынешние времена ты не сможешь там получить ничего похожего. Не удовлетворишь даже свои амбиции – а ведь именно они держат у нас большинство сотрудников. Подумать только – преподаватель московского университета! Разве можно с ним сравнить скромного переводчика или какого-нибудь ущербного менеджера? А вся так называемая научная деятельность, которой мы занимаемся, и вовсе полнейшая чушь. Просто у людей не хватает душевных сил честно в этом себе признаться… Каждый хочет ощущать себя не молекулой, а участником важного процесса. Преподавателем в университете, ученым. Но времена, когда такая деятельность имела смысл, давно миновали. К сожалению, сейчас заполнить ею жизнь невозможно, она превратилась в хобби. А наша кафедра – дом престарелых, и больше ничего.

– Почему дом престарелых? – удивилась Нина. – У нас много молодых преподавателей…

– Это неважно, – перебила Востокова. – Дом престарелых. Ее век истекает, хотя сотрудники об этом не смеют сказать прямо. В наше время филология – это лишь составляющая учебного процесса. Она нужна только студентам. Ты готова посвятить свою жизнь студентам?

Нина молчала.

– Правильно, не готова, – продолжала Ева Георгиевна. – Зато ты готова заниматься чем-то своим. Проблема в другом, – медленно сказала она, чтобы Нина осознала важность этих слов и как следует все запомнила. – Она не имеет отношения к тому, о чем мы с тобой до сих пор говорили.

– А к чему имеет? – растерялась Нина. – Что это за проблема?

– Их две. Во-первых, судя по твоим рассказам, этот бизнес очень не прост. Он приносит колоссальную прибыль, но учти: подобного рода деятельность амбивалентна.

– То есть у нее второе дно? Это как понять?

– Ее второе дно – это ее негативная сторона. Она присутствует в этой работе, как в любом явлении. И чем существеннее явление, тем более выражена его негативная сторона. В данном случае она заключается в том, что твой Рогожин тебя съест.

– Съест?!

– Съест. Быстро и незаметно, ты и глазом не успеешь моргнуть, как окажешься в чужом желудке. Как у пауков: вместе со слюной они впрыскивают в кровь жертвы парализующий яд. Кто знает, может быть, муха в лапах паука испытывает не боль, а эйфорию.

– Что вы имеете в виду? У меня будет мало личного времени? Я не допишу диссертацию?

В этот миг Нине показалось, что разговор в самом деле начал утомлять Еву Георгиевну: та украдкой взглянула на часы.

– Я пойду потихоньку, – предлагает Нина.

– Да-да, тебе, наверное, уже пора. Новая жизнь требует новых действий.

– Просто вас не хочется задерживать.

– Ты меня не задержала. Наоборот, развлекла. Но позволь мне закончить мою мысль. Это последнее, что я тебе скажу.

Нина уже вышла в прихожую. От ее сапог на темный дубовый паркет натекла лужа, в которой отражаются мерцающие под потолком софиты.

– Я говорила, что тебя могут съесть. Ты уже повязана накрепко – с Ксенией, с рогожинскими чиновниками. А может, замешаны какие-то другие, незнакомые тебе люди. Или кто-то, о ком ты не успела мне рассказать.

– Может, – неопределенно кивнула Нина.

– Тебе неизвестно, насколько чисто все эти люди работают. Насколько опрятна твоя Ксения. Кстати, это вторая проблема. Я же говорю, их две.

– Что значит – опрятна?

– В таких делах, насколько я себе представляю, важно не наследить. Если кто-то наследит – пойдут по цепочке и дойдут до тебя.

– А я-то тут при чем? – удивилась Нина. – Я человек маленький. Кому я могу быть интересна? Кто станет мной заниматься?

Ева Георгиевна недобро усмехнулась.

– Ты в самом деле никому не интересна, но времена меняются, и однажды тобой могут заинтересоваться. И тогда, как ты выражаешься, займутся.

– Но кто, с какой целью?

– Найдется кто-нибудь. Видишь ли, во всем этом бизнесе формально участвует только одно действующее лицо: ты сама.

– А Ксения?

– О Ксении знают все, каждый прекрасно понимает, как она ведет свои дела. Даже сумма примерно известна. Но формально ее не существует, и при необходимости о ней можно забыть. В крайнем случае Ксения поможет. Занесет кому надо конверт, и ее оставят в покое… И тогда все стрелки укажут на тебя, моя дорогая.

– Ну, это вряд ли…

– Я очень надеюсь, что вряд ли… Но все равно предупреждаю: будь осторожна. И главное – будь опрятна, умоляю.

В прихожую вышла домработница Татьяна. Пока они разговаривали в гостиной, Татьяна вернулась с покупками и все это время хлопотала на кухне, а Нина даже не слышала, как щелкнул замок, – так была увлечена разговором.

– До свидания, Ева Георгиевна. – Нинин голос дрогнул.

Она спустилась на первый этаж, открыла дверь и вышла на улицу, где на нее со всех сторон нахлынули звуки, запахи, зябкая, пахнущая бензином сырость. Где-то в черных ветвях каркали вороны. Нина остановилась возле подъезда, запрокинула голову: вон окошко Евы Георгиевны, светится на седьмом этаже.

«Дом будущего, – подумала Нина. – Архитектор был прав. Вот оно – будущее: в Москве полно таких домов. Инфраструктурой теперь не удивишь, а квартиру в Доме на набережной запросто может приобрести какая-нибудь Ксения».

Интересно, размышляла Нина, много ли жильцов осталось здесь с прежних времен? Надо будет расспросить Еву Георгиевну… И еще: кем были ее собственные родители, как они попали в этот дом? Почему-то Востокова никогда о них не рассказывала, уходила от прямых ответов – Нина только сейчас сообразила.

И она поспешно зашагала к метро, на ходу додумывая предыдущую мысль и тут же принимаясь за следующую – про Ксению, документы, испанцев и Рогожин.

* * *

Двенадцать детей из Нининого блокнота разошлись за четыре месяца: каждую неделю в Москву приезжала одна испанская семья, а то и две. После знакомства Нина готовила документы, а через некоторое время назначали суды.

«Хорошо Юльке, – размышляла Нина на бегу: с утра ей надо было попасть в университет, потом к нотариусу, потом домой за компьютер, а наутро они с Ксенией ехали в Рогожин. – Сидит себе при документах. Перевела, заверила, отдала, а потом забыла про все – и к своим студентам. А я? Даже на унитазе сижу с мобильником! На ночь телефон не выключаю… А когда я в последний раз провела час-другой без интернета? И ведь не Живой Журнал пишу, не в “Скайпе” сижу»…