Ванда отмахивается от него и приносит нам ланч с блюдом дня — рыбные сэндвичи и салат с уксусной заправкой. Потом Уилл пересказывает мне свое утро с Хейгами.

— Его полиграф не выявил ничего подозрительного. У Лидии тоже ничего. Я просил Леона подробнее покопаться в прошлом. Он поговорил кое с кем в «Провиженс» и с парой соседей. Похоже, алиби Дрю подтверждается. Он работал со своими людьми, куча свидетелей. Плюс выяснилось, что обвинение в изнасиловании не настолько черно-белое. Девушке было семнадцать, а не шестнадцать, вдобавок у нее были приводы в полицию. За пару месяцев до того она подкатывала к человеку, работавшему под прикрытием, с предложением «свидания». А после той истории Дрю, похоже, отмыл все дерьмо. Ты сама видела. Он теперь император Напа-Вэлли. Образцовый гражданин.

— Я видела. — Избавиться от скептицизма в голосе не получается. — Все равно было еще что-то, когда мы с ним встречались. Не знаю… У меня такое чувство, что он не любит женщин. Что он их опасается.

— На чем это основано?

— Просто ощущение.

Уилл ждет, не скажу ли я что-то еще, но мне больше нечего сказать.

— Ну, зато Трой, по всей видимости, слишком любит женщин.

— Ты имеешь в виду его ассистентку? Подружку?

— Бывшую ассистентку. Индиана Сильверстейн. Ей двадцать два года, и она не желает разговаривать. Я узнал подробности от другой женщины, которая раньше была его офисным помощником в «Парамаунте», но потребовала перевода два года назад, через полгода работы с Троем.

— Дай угадаю. Он подбивал к ней клинья.

— И многое обещал. Насколько я понял, основной состав тамошней административной команды — молодые надежды, которые пытаются сделать так, чтобы их заметили.

— Вот свинья… Но хотя бы одна из них ему не поддалась. Она что-нибудь еще сказала о своей замене?

— Только то, что Индиана собирается оставить ребенка.

— Мы можем выяснить, пытался ли он ей заплатить?

— Только с ордером, а для него у нас нет оснований. По крайней мере, пока нет. Но может, не стоит отбрасывать вариант, что у него реально есть к ней чувства?

Я тыкаю вилкой салат у себя в тарелке.

— Да ладно. В жизни не поверю.

— Может, я тоже. И что? Если Трой чертов бабник, это еще не значит, что он способен причинить вред Кэмерон.

— Это все еще может быть Дрю Хейг. Если у него есть алиби на эти двадцать четыре часа, это ничего не говорит о прошлом. Ты можешь еще раз привлечь его для допроса и расширить рамки?

— О’кей. — Уилл скручивает салфетку, будто это жгут. — Но даже если Дрю совершил насилие над Кэмерон много лет назад, его алиби закрывает ночь, когда она исчезла. Это означает, что есть еще кто-то. Возможно, друг семьи, сосед или учитель… Например, какой-то знакомый по Лос-Анджелесу, еще до переезда сюда?

— Возможно. — Внутри я киплю. У нас не хватает следов, а времени еще меньше. И я так надеялась, что мои подозрения подтвердятся… А что теперь? Кто теперь? — мне нужно подумать.

— Ну, пока ты размышляешь, вот тебе еще на подумать. Вчера в пятнадцать ноль две в квартире Марка Клааса в Саусалито звонит телефон. Марк отвечает, и маленькая девочка говорит: «Папа, это я».

— Что?

— Звонок длится меньше минуты. Она говорит, что в гостинице, но не знает, где именно. Что ее схватил какой-то мужчина, что она боится и проголодалась. Потом — отбой.

— Клаас верит, что это действительно Полли?

— Говорит, что может поклясться. Но есть нюанс. Эту линию не прослушивали.

— Вот дерьмо… Как это вышло?

— Девочка живет с матерью. Они поставили прослушку там, на номере Ив Николь. Видимо, дальше этого никто не думал.

— Если это была Полли, почему она позвонила папе, а не маме? — я не могу не задать этот вопрос. — Ведь большую часть времени она живет с мамой.

Уилл пожимает плечами.

— Может, у нее была только местная линия? Она в Сан-Франциско? В любом случае сейчас мы не знаем. Пока она не позвонит еще раз.

Мои мысли перескакивают на Рода Фрейзера. Такая ошибка — не просто корм для СМИ. Она потенциально гибельна для его карьеры. А еще есть человеческие последствия. Самобичевание, которое будет жестче и громче любой внешней реакции.

— Бедняга Род. Господи…

— Знаю. Можешь себе представить, чтобы кто-то такое упустил? Когда СМИ об этом пронюхают, весь город взбесится. Может, и хорошо, что у нас тут нет такого цирка.

— Ты берешь на себя риски, когда играешь по-крупному.

По телевизору, висящему над баром, показывают футбольный матч из Аргентины, но снизу бежит строка с новостями о поисках Полли. Ее имя и лицо уже известны по всему миру, однако, если не считать того звонка, никто не видел и не слышал о ней уже целую неделю. От этого я только сильнее тревожусь о нашем собственном расследовании.

— Есть какое-то движение насчет городского собрания?

— Я зарезервировал на субботу общественный центр и оставил запрос на круглосуточное использование здания в качестве центра поисков. «Маяк Мендосино» согласился напечатать листовки о пропаже Кэмерон для массовой почтовой рассылки.

— Суббота — хороший день. У нас будет больше людей, может, еще зайдут какие-нибудь туристы… Зал будет казаться набитым. — Я оглядываюсь на столы вокруг нас, ища подтверждения. Это те самые люди, которых мы хотим привлечь на нашу сторону. — Я собираюсь поговорить с Греем, как только мы здесь закончим, а потом с Эмили. Нам нужно, чтобы фотографии были повсюду, для камер. Фотографии трогают людей. Если они увидят снимки Кэмерон, она станет для них более реальной. Те объявления о пропаже практически невидимы.

— Я понял, — говорит Уилл. — Хочется, чтобы мы могли использоваться слова посильнее, когда начнем печатать новые. Мы не можем сказать «похищена», чтобы не вводить людей в заблуждение.

— И это на грани недобросовестности. Как насчет «подозревается злой умысел»? Это накроет хорошую среднюю зону и принесет чуть больше внимания. Сегодня уже шестое. Две недели, а у нас никаких успехов. Мне не нравится, какие вырисовываются шансы.

Уилл серьезно кивает. Ванда приносит тарелку для Сверчка. На ней котлеты для бургеров, разобранные на удобные куски.

— Тсс, — говорит она, поглядывая в сторону кухонного окошка, потом бежит за нашим счетом.

Я понимаю, что это может закончиться спором, но говорю:

— Уилл, а зачем ты сказал Калебу, что я работаю над этим делом? Я думала, мы договорились, что это только между нами.

— Что?.. Но это же Калеб, а не какой-то журналист.

— И все же?..

— Прости. Просто выскочило из головы, когда мы разговаривали. Наверное, я подумал, ему будет от этого легче.

— В каком смысле?

— Что мы вдвоем работаем над этим