воскликнула:

— Оно же сумасшедших денег стоит!

— Сколько? — спросил я с набитым ртом.

— На работу приносили по двадцать тысяч!

Захотелось присвистнуть, но с блином во рту это не получилось бы. Я быстренько прожевал, забрал кофе и объяснил:

— Там я взял его за десять, но не нам — на перепродажу. Вот разбогатеем, и себе такой купим. Кстати о птичках. Отгадайте, сколько удалось заработать?

Гадать никто не стал, потому что им тоже было чем поделиться.

— На работе все скинулись мне на лечение, — похвасталась мама. — Получилось восемь тысяч шестьсот пятьдесят!

— А я рыбы продала на пятерку! — Наташка еле дождалась своей очереди говорить. — Ну а ты? На лекарства, вижу, хватило.

Я молча расстегнул кармашек рюкзака, вынул оттуда пачку денег, потом распотрошил бабушкину самосшитую сумку, выложил еще один пресс.

— Чистыми мы заработали шестьдесят тысяч…

— Ох… ренеть! — выдохнула Наташка.

— Что? — Борис так и замер с открытым ртом, я продолжил:

— Здесь около сорока. Плюс двадцать отцовских, и еще десятку он должен. Плюс восемь маминых. Итого почти семьдесят тысяч.

Мама смотрела на деньги и не могла поверить. Сгребла их в кучу, растерянно огляделась, словно в квартире скрывался вор. Еще бы, они тридцать пять штук за полгода накопили, а тут столько же — за пять дней. Я продолжил:

— Так что все будет хорошо, прорвемся! У тебя, ма, как дела?

— Хорошо. Главврач онкодиспансера звонил в Москву, там сказали, что могут меня взять бесплатно! — радостно отчиталась она. — Но нужно ехать туда как можно скорее и ложиться на обследование, чтобы им понять, подхожу или не подхожу.

Я не сдержался, обнял ее.

— Как же это круто! Ты сама туда звонила?

— Потом — да. Сказали, что дистанционно такие вопросы не решаются, надо ехать.

— Поедешь. У нас теперь есть деньги. Пока пройдешь обследование, я еще немного накоплю. Думаю, на аванс главврачу того центра наскребу, если вдруг дадут от ворот поворот. Ну и будем крутиться, как видишь, все достижимо.

Мама закивала. Но главное — на ее щеках появился румянец, а на губах — улыбка.

— Мне там сказали, — успокоила она всех нас, — что рак щитовидки легко лечится. Может, и облучать не будут.

— Ура! — Борис запрыгал по кухне.

Взявшись за руки с Наташкой, они закружились по комнате, а у меня аж сон прошел. Мама потупилась и покаялась:

— Дети, простите, что расклеилась, мне так стыдно. И так… Простите, что вам приходится это пережить. Я постараюсь не унывать. Никогда-никогда. Только сейчас поняла, как же здорово — просто жить!

Борис и Наташка налетели на нее, обняли. Я съел еще блинчик, зевнул.

— Боря, позвони Илье, скажи, что все у меня в порядке, тренировка по плану… Вот только поспать бы…

— Иди в спальню на мою кровать, — предложила Наташка. — Чтобы мы не шастали и не будили тебя.

Впервые за долгое время я засыпал без тревожных мыслей. Лег, но прежде, чем вырубиться, заставил себя подняться и поставить будильник на полшестого вечера. Нужно еще деду позвонить от бабы Вали. Дать ей денег за междугородние переговоры, они дорогие.

Мне снился дед, почему-то похожий на армянина, маленького и черного. Мы с мамой приехали к нему, а он к нам даже не вышел и велел убираться. На улице нас встретил отец и бросился с кулаками: «Я же говорил, что он тварь! Зачем было так унижаться?»

Проснулся я в пять вечера, прислушался к ощущениям. Тело было тяжелым, голову словно ватой набили, совершенно не хотелось шевелиться, так и валялся бы. Вот тебе и «деньги на земле лежат». А ты попробуй их подними! Можно в землю и врасти, как тот Святогор.

Вставай, Пашка, тебя ждут великие дела! Первое — позвонить деду, второе — сперва порадовать подарками, а потом погонять детей. Я задумался, стоит ли удивлять Каретниковых и возвращать долг. Наверное, пока подожду, вдруг эти деньги понадобятся в скором времени. Но отчитаться, чтобы не волновались, нужно.

Но сразу встать не получилось. Вот бы кто поднял меня домкратом! Понежившись в постели еще минут пять, я все-таки встал, оделся.

Шагнув в детскую, я понял: что-то изменилось. Осмотрелся наконец и увидел наш телевизор «Янтарь», а сверху лежали две пары боксерских перчаток. Выходит, пока нас не было, отец вернул телек? И мама ничего не сказала. Забыла на радостях.

Во дела! Чего угодно ожидал от отца, но только не благородства. Или это Анечка его надоумила? В любом случае спасибо, придется возвращать обрез, который бабушка куда-то запрятала.

Дети ушли, на кухне хлопотала мама и тихонько пела. Не помню, чтобы она когда-то пела.

— Не плачь, еще одна осталась ночь у нас с тобой…

— Отец приходил? — спросил я из спальни.

Пение стихло.

— Да, телевизор вернул и магнитофон, — сказала она, когда я уже пришел в кухню. Принес зайца, вот, борщ варю.

— Бо-орщ! — протянул я.

— Пока есть только шкара из хамсы.

— Тоже неплохо. — Я поставил на газ чугунную сковородку с высокими бортами, где были остатки шкары. — Ты когда планируешь в Москву? Может — с нами следующим рейсом?

— Думаю да. Тут ведь лучше не тянуть! — ответила она, нарезая картошку.

— Поддерживаю.

Я наложил себе рыбы, поел и сказал:

— Деду так и не дозвонился. Пойду попытаю счастья к бабе Вале.

— Чем он тебе поможет? Чужой ведь человек.

— Если не поможет, так пусть со вну… с нами общается. Это последний наш дед, хотелось бы узнать, что это за зверь такой.

— И то верно.

Я вышел из квартиры, поднялся на третий этаж и позвонил бабе Вале. Открывать она не спешила, долго возилась за дверью. Выглянула в глазок и спросила:

— Павлик? Тебе что-то срочное?

— Очень срочное.

Щелкнул замок. Старушка сразу же повернулась спиной и потопала в комнату, шаркая тапками. Обычно прямая и дружелюбная, она ссутулилась и словом со мной не обмолвилась.

— Что-то случилось? — спросил я прежде, чем догадался.

Она сходила в поликлинику, у нее нашли опухоль. Я замер возле телефона.

— У меня подозрение на рак, — всхлипнула она. — Тоже. Что творится-то⁈

Ну вот, теперь надо ее утешать. Не дожидаясь приглашения, я шагнул в комнату, где соседка расселась на диване, глядя в одну точку.

— А теперь представьте, что было бы, если бы вы меня не послушались и не сделали бы снимок? А так прооперируют, и еще поживете. Если вовремя сделать операцию, можно и двадцать лет прожить.

Она вздохнула, я продолжил:

— Не унывайте. Была одна история: у мужчины рак, на снимке как будто пол-легкого нет. Конечно же, его сразу — на операционный стол, разрезали, а там эхинококк. Такой