– Я тебя понимаю, – сразу же ответил дрогл и остановился перед человеком. – А вот понимаешь ли ты, о чем говорю я?

– У нас нет ребенка! – майор сказал это громче, чем требовалось, Уарн и без того прижал уши к голове, будто в испуге.

Соболевский хотел прибавить еще несколько гневных слов – в адрес чужака, который вздумал лезть не в свое дело, но вдруг остановился, приоткрыв рот. Фразы из недавнего разговора с Катрин вспыхнули в мозгу – будто их выжгли огненными буквами.

«Мы отвечаем не только сами за себя. Подумай о нас с... Если для тебя это важнее нас, я не держу...»

Неужели?! Он неправильно понял смысл?! Не «подумай о нас с тобой»?! Катрин хотела сказать «подумай о нас с будущим малышом», а он перебил ее?!

Кирилл вытаращил глаза, не в силах задать вопрос дроглу.

– У нее внутри – твой ребенок, – подтвердил Уарн.

Ему не требовалось, чтобы вопрос задавали вслух. Этот гном действительно был очень сильным ментатом.

– У нас будет ребенок? – глупо переспросил Соболевский, не в силах поверить.

– Он уже есть, – терпеливо повторил дрогл, голосом выделив слова «уже есть». – Жизнь возникла. Я вижу ее в теле Катрин.

Уарн опять сказал как-то странно, не по-людски. Ни один врач-человек так не сказал бы, но для Соболевского все это не имело значения. Важна была только суть.

«У нас – ребенок!!!»

– Но почему она прямо не сказала мне? – растерянно пробормотал майор.

– Она все время говорила об этом, только не словами. Ты не услышал?

Соболевский непроизвольно рванулся назад, сделал несколько быстрых шагов в сторону КПП, потом остановился. Медленно повернулся к дроглу. Лицо его было искажено отчаянием и болью.

– Поздно... – прошептал Кирилл, схватившись за голову. – Господи, какой же я дурак! А ведь мог догадаться, почему распсиховалась Кэт, но увидел в ее словах не тот смысл...

Он скрипнул зубами от злости на себя самого.

– Если хочешь, я передам ей твою любовь и твое «прости»... – кротко предложил Уарн. – Извини, я знаю, тебе неприятно, когда в дело вмешивается кто-то третий. Но мне знакомо, что такое сильные чувства, потому я и хочу помочь. Я сам... еще недавно...

Дрогл запнулся, не в силах продолжить. Майор сразу же вспомнил слова Кравца: «На Одонке у него погибла вся семья...» Вспомнил боль, которая на миг прорвалась из души дрогла, – такая страшная, нестерпимая, что обожгла и ввергла Кирилла в шок.

– Спасибо, – сказал Соболевский. – Я хотел бы передать ей... Передать, что она лучший человек... лучшая женщина... самая лучшая... Нет, не знаю, Уарн... Не получается словами, не смогу я, как надо...

– Не надо говорить, это лишнее. Просто подумай обо всем, – попросил дрогл. – О Катрин. О своем отношении к ней. О ребенке... О вас троих... Я передам.

И Кирилл поверил, что так будет правильней. Закрыл глаза, вспоминая... Теплый дождь, промочивший их обоих до нитки. Яркая радуга над мокрым лесом, когда они бежали, взявшись за руки, наполненные искрящейся радостью. Потом заскочили в дом, но не в душ – сбросили всю одежду и нырнули под одеяло в спальне, смеясь непонятно от чего. Жадные губы Кэт...

Что-то нежное и горячее вырвалось из груди – пульсирующим комком понеслось вдаль. А потом в ответ пришло другое. Обжигающее. Безумно-хмельное. Такое, от чего закружилась голова и помутился разум. Кирилл без объяснений дрогла понял: это ответ Катрин.

И вдруг захотелось замереть и стоять так долго-долго, до бесконечности, забыв обо всем. Даже о приказе Кравца. Ни о чем не думать, только воспринимать чувства Катрин...

Нельзя... Кирилл усилием воли открыл глаза. Помедлил, ошалело глядя по сторонам, приходя в себя. Посмотрел на громаду «Москита» неподалеку от них. Потом бросил взгляд в темноту за пределами стартового поля – будто надеялся увидеть там мать своего будущего ребенка.

– Спасибо, Уарн! – пробормотал майор, когда сумел вновь сделать так, чтобы приказ штаба и долг перед людьми были сильнее их с Катрин волшебного мира. – Спасибо, тебе... брат. Пойдем...

В капсулу подъемника забрались молча. Так же молча выбрались из переходного шлюза, где опешили от неожиданности – командира радостным ревом встретил весь экипаж. Малыша дрогла чуть не затоптали, в первые мгновения не разобравшись, что Соболевский не один.

Майор сразу же остановил «неуклюжих бегемотов», познакомил всех со своим маленьким спутником, объяснил, почему дрогл отправляется вместе с ними в полет.

– Отлично! – Евгений Кочеванов смекнул, что на борту «Москита» появилась новая «жертва» для его шуток. – Команда, слушать самого главного штурмана! У нас прибавление в экипаже! К новичку относится нежно! На клотик за чаем не посылать! Ржавый запасной якорь с напильником не вручать! Уши по уставу не стричь!

– А смеяться при слове «лопата», – проворчал Соболевский, входя в привычную роль строгого командира, которому положено следить за порядком на судне. И тут он несколько раз втянул носом воздух, подозрительно посмотрел на своих. – А что это от вас так пахнет одеколоном, други?

– Это цветочек! – быстро отозвался Кочеванов, отходя в сторонку и стараясь не открывать рот широко. – Весна, командир! Цветочек благоухает...

– Капитан Кочеванов! – Соболевский обратился к штурману официально. – Отставить глупые шуточки! Корабль к старту готов?

– Так точно!

– Почему от всего экипажа пахнет одеколоном? – повторил Кирилл и принюхался. – Или не одеколоном?!

Евгений переступил с ноги на ногу, посмотрел на товарищей. Те молчали, сосредоточенно рассматривая палубу.

– Штурман! Не слышу ответа!

– Брились мы, командир... – не придумав ничего умного, выдал Кочеванов.

– Брились?! – Кирилл подозрительно оглядел щетину на лицах товарищей.

Посмотрел на дрогла, который стоял рядом, недоуменно шевеля лопухами ушей. Соболевский вдруг припомнил, как совсем недавно рассматривал его Кравец, и невольно провел ладонью по собственным колючкам на подбородке, дотронулся пальцем до желтой отметины на скуле. «Говорили, это лучший пилот...» И тут он не выдержал, фыркнул раз, другой. Следом за командиром начал трястись от беззвучного смеха и Кочеванов, а потом и Зорин с Цветковым. Дольше других сохранял серьезность Камил Берецкий.

– А он что, не брился?! – спросил у штурмана Соболевский, указывая на резерв-пилота.

И сам загоготал, не дожидаясь ответа.

– Брился. Только чуть-чуть, самую каплю... – с трудом выдавил Кочеванов, который в перерывах между приступами смеха вытирал слезы, выступавшие из глаз. – Ему много бриться нельзя! Он же за рулем!

Теперь не выдержал и Берецкий, загоготал даже громче штурмана.

– Ладно, граждане тунеядцы и алкоголики! – сказал командир «Москита», дав экипажу небольшую паузу. – Есть предложение немного поработать...