Ну что же, этот вариант просчитывался им уже не раз. И, кстати, вольно или невольно прошла даже кое-какая подготовка к нему. Смешно было полагать, что японцам неизвестно, где находится его флот. Наверняка засекли, еще когда Лютьенс заходил в Аргентину, а в Австралии у узкоглазых шпионов и вовсе хоть задницей ешь. Срисовали и типы кораблей, и их количество, просто не могли этого не сделать. И не зря, ой, не зря он выпросил у Кузнецова несколько старых советских эсминцев. Да и итальянские, тоже старые, в его флоте имелись. В нынешних условиях боевая ценность «новиков» сомнительна (хотя это еще как сказать), но зато, мелькнув перед глазами возможных наблюдателей, они позволили им сделать вывод – советские корабли тоже здесь. А значит, основную угрозу Ямомото будет видеть именно с юга. Что же, пора в бой. Не в первый раз – и, бог даст, не в последний.

Выход германо-французского флота в море, как и предполагал Лютьенс, не остался незамеченным для японцев. И отреагировал японский адмирал моментально. Не мог он не отреагировать – после того, как ракеты превратили в руины японские города, полководцам и флотоводцам Страны восходящего солнца требовалось спасать уже не жизнь даже, а честь. Для японцев это было важнее. Наиболее логичным выглядел удар по Владивостоку, но все сухопутные силы в том районе оказались намертво связаны, а удар с моря… Рассчитывая использовать Владивосток в качестве ловушки для объединенного флота, Ямомото перехитрил сам себя. Теперь, когда ясно стало, что Лютьенс выбрал иной маршрут, ценность Владивостока как базы резко упала. Зато оборонительную, в первую очередь авиационную группировку русские успели нарастить капитально. Теперь попытка атаки Владивостока выглядела рискованной и притом стратегически малоэффективной.

Действия Ямомото были логичны до предела. Сохранить силы и нанести встречный удар по движущемуся с юга объединенному флоту противника. На одно, генеральное, сражение сил и ресурсов вполне хватало. Если бы удалось разбить вражеский флот, ситуация разом стала бы патовой, и тогда вполне можно было бы думать если не о победе, то хотя бы о почетном мире. Вот только японский адмирал не смог понять, что за самолеты на сумасшедшей скорости пронеслись не так давно прямо над выходом из гавани Курэ. Вроде бы не бомбили, хотя и могли бы – поднятые по тревоге истребители не смогли даже приблизиться к неизвестным машинам.

Однако если самолеты пролетели мимо, это еще не значило, что они безобидны. Просто их было мало. В Германии успели построить всего восемь таких машин. Штучное производство, дорогие и пока еще не очень надежные, реактивные бомбардировщики «Блиц» не несли даже оборонительного вооружения – их скорость позволяла не опасаться истребителей противника. Сейчас их обкатывали в боевых условиях, нанося точечные удары по инфраструктуре Японии. Получалось неплохо, хотя бомбовая нагрузка «Арадо-234» и оставляла желать лучшего. Впрочем, на этот раз бомб они не несли.

Лучше бы, кстати, они просто отбомбились – то, что можно было к ним подвесить, вряд ли причинило бы серьезный вред бронированным монстрам, которые у Японии строить получалось все лучше и лучше. Эта же восьмерка, пролетев над японским портом, все же сбросила кое-что. Не бомбы, а морские мины. Чудо тевтонской военной мысли, с наведением магнитным и акустическим, способные пропустить над собой несколько кораблей, а потом рвануть под невезучим – тем, чей номер совпадал с настройками взрывателя. И японцы вляпались.

Когда из-под кормы тяжелого крейсера «Кинугаса» поднялся фонтан воды, для японцев это оказалось шоком. Здешние воды они считали своими и только своими, вдобавок, их каждый день тралили на случай возможных сюрпризов. Однако факт, как говорится, налицо. Крейсер оседал на корму и медленно разворачивался поперек фарватера. Утопить его одной миной, конечно, не получилось, но убирая корабль с начисто оторванными винтами и дырой в днище с пути и проводя дополнительное траление, ничего, кстати, не давшее, провозились до вечера. Выход был отложен на сутки, а на следующий день базирующееся на Курэ соединение потеряло еще два эсминца. И все же японские корабли вырвались из превратившейся в смертельную ловушку базы и до конца войны ее не использовали, хотя подрывы пытающихся войти или покинуть Курэ транспортов продолжались еще долго.

Эффект от потерь (минимальных, чего уж там) оказался не столько материальным, сколько психологическим. Теперь во всех японских портах выход кораблей в море сопровождался беспрецедентными мерами безопасности, что исправно сжирало драгоценный для самураев ресурс – время. Снижение мобильности японского флота обернулось задержкой его общего выхода в море почти на неделю. А Лютьенс эти дни даром не терял.

Объединенный германо-французский флот накатывался с юга, подобно асфальтовому катку. Ядро флота, состоящее из линкоров и авианосцев, двигалось достаточно успешно, зато легкие силы, крейсера и эсминцы, развернулись вокруг подобно крыльям и устроили японцам настоящую резню. Транспортные корабли захватывали, оказавших же сопротивление безжалостно топили. Впрочем, таковых оказалось немного – в отличие от военных, гражданские капитаны вовсе не считали себя обязанными бездумно следовать кодексу бусидо. В конце концов, их задача перевозить грузы, а не с пятком винтовок сражаться против восьмидюймовых орудий крейсеров.

Правда, некоторые, особо ушлые или считающие себя такими, пытались спрятаться в портах, благо некрупных баз на этих островах японцы понастроили массу. В этом случае они все равно тонули, только ближе к берегу – крейсера и эсминцы легко разносили практически не прикрытые базы японцев, и в том не было ничего удивительного.

Нельзя быть сильным везде, это чистой воды математика. Японский флот по численности легких сил как минимум не уступал эскадре Лютьенса, но им приходилось обеспечивать прикрытие огромных акваторий. В результате имеющиеся у Японии корабли оказались распылены. Гонять туземцев силами одного-двух эсминцев еще можно, противостоять ударному флоту – уже никак. При встрече с немецким флотом японским кораблям приходилось либо бежать, либо умирать. Первое, несмотря на хорошие ходовые качества японских кораблей, оказалось не так просто. Немецкие офицеры дисциплинированно выполняли приказ Лютьенса, немедленно вызывая поддержку авиации, а уж сбивать противнику ход летчики неплохо научились еще в прошлую войну. К чести японцев, дрались они каждый раз до конца, но это был всего лишь способ уйти в вечность.

Так же обстояло дело и с береговыми батареями – их попросту не было. Имелись аэродромы. Многочисленные, но не слишком полезные. На каждом базировалось по пять-семь самолетов, против эскадры, имеющей воздушное прикрытие, это – ничто. И в результате в попытках объять необъятное японцы истратили значительную часть ресурсов впустую, ровным счетом ничего не добившись.

Уничтожая все, что плавает и летает, германский флот продолжал надвигаться на Японию, даже не пытаясь отвоевывать у противника занятые ими острова. Колесников логично рассудил, что это будет пустой тратой времени и сил. Шкурку за шкуркой вскрывая островные гарнизоны, он не добился бы ничего, кроме роста собственных потерь. Особенно учитывая, что контроль японцев над островами выглядел, скорее, номинальным – гарнизоны маленькие, ни к чему, кроме долговременного сидения на этих самых островах не приспособленные, зато вполне способные, ведя партизанскую войну, нанести атакующим серьезные потери. Естественно, этого Колесникову допустить не хотелось.