между всеми главными героями, в числе которых не было только одного Ивана Бездомного. Все же остальное, что описывается до эпилога, является, как можно понять, также только следствием беседы Воланда и главных героев, встретившихся друг с другом в его квартире. Без воскрешения из пепла рукописей Мастера силой дьявола мы бы не смогли увидеть 25-ю и 26-ю главы, в которых рассказывается об убийстве Иуды и погребении казненных и в которых читатель лицом к лицу сталкивается с тем самым Афранием, в котором можно заподозрить Воланда. А 27-я и 28-я главы о конце 50-й квартиры и последних похождениях Коровьева и Бегемота скучноваты так же, как и те самые две последние главы первой части, поскольку они включены Иваном в роман тоже прежде всего потому, что без них невозможно продолжение повествования событий, которые должны завершиться прощением Пилата. Иван не мог продолжить свой роман после 26-й главы описанием диалога Воланда и Левия Матвея. Что касается остальных глав: 29-й, 30-й, 31-й и 32-й, то мы скажем только то, что они написаны автором так, что они читаются очень и очень быстро, на одном дыхании, как будто рассказчик куда-то очень спешит, как будто он начал следовать зову своего собственного героя: «Мессир! Суббота. Солнце склоняется. Нам пора» (гл. 27). Но этот быстрый темп теряет всю свою скорость именно тогда, когда речь доходит до того, что рассказывается в эпилоге, о котором Мариэтта Чудакова справедливо пишет следующее: «Вкус к разгадыванию, который весьма был свойствен Булгакову, ощутим в эпилоге, писавшемся весной 1939 года, ощутимы в нем и следы психологической усталости и от самих событий, и от постоянных гаданий. <…> «Сделанное сделано» – лейтмотив эпилога. Эпилог романа – это место действия, покинутое не только Воландом и его свитой и не только Мастером. В нем утрачена и параллельность тех двух временных планов человеческой жизни, связь между которыми осуществлялась творческой волей Мастера. И здесь особое значение приобретала та роль, которая была уготована в эпилоге Ивану Николаевичу Поныреву – тому, кто в романе был Иваном Бездомным» [52].

Очевидно, по тому же самому принципу, что и Иван, Мастер действовал, когда писал свое сочинение. Мастер не мог начать свой роман сразу же с последних двух глав (с 25-й и 26-й), где описывается замысел Пилата и убийство Иуды. Ему нужно было сначала описать суд Пилата и казнь Иешуа (2-я и 16-я главы), а только потом уже приступить к описанию тщетных попыток прокуратора как-то оправдать свой смертный приговор. Это – одна из очевиднейших причин, почему вторая часть ершалаимских глав так отличается от первой, ничем при этом от нее не отличаясь, как будто ее сочиняли в 3D-очках. Если задачей Ивана было написать роман о Мастере и Маргарите, которая согласилась стать королевой бала у сатаны ради своего героя, то задачей Мастера было написать роман о том, как Пилат стал беспокоиться в каждое полнолуние из-за того, что он чего-то не успел договорить с тем арестантом, которого ему пришлось судить четырнадцатого числа весеннего месяца нисана. И поэтому каждому автору пришлось сначала написать к своей основной истории предысторию – с чего все началось. При этом оба романа, несмотря на все сходство между собою, друг от друга весьма отличаются. И это понятно: они написаны не одной и той же рукой. Московские главы имеют своего рассказчика, который отрекомендовался читателю как Правдивый Повествователь, и помимо этого, текст «большого» романа, по содержанию своему, заключает в себе очень много сатиры. В ершалаимских же главах никто к читателю уже не обращается, и никто из героев там вообще не высмеивается.

Как видно, все главы романа «Мастер и Маргарита» написаны по принципу строгой причинно-следственной связи. Все, что описано в романе, не могло бы быть, не могло бы произойти, если бы Воланд не явился на Патриаршие пруды, а Иван в результате встречи с сатаной не познакомился бы с Мастером. Все началось именно с этих двух событий. Именно эти два события стали мучить бывшего поэта Бездомного постоянным вопросом: «так кто ж ты, наконец?», который он вставил в эпиграф. Поэтому все тайны и вся проблематика романа прежде всего упирается в 1-ю и 13-ю его главы, и как читатель растолкует для себя эти два места, так он будет понимать и весь роман в целом, особенно всю вторую его часть. Если, например, кто-то решит, что вместо Мастера к Ивану в самом деле явился Воланд [53], то тогда это будет означать, что действительно вторая часть является чистым вымыслом Ивана, поскольку из такого повторного явления к поэту сатаны будет следовать, что сатана просто хотел через книгу Ивана выпустить в свет роман о Пилате. И это будет, кроме того, означать, что вообще автором романом о Пилате или ершалаимских глав является сам Иван, а Мастер – это всего лишь его герой, который умер в соседней палате. Тот же, кто приходит Ивану во сне каждое весеннее праздничное полнолуние, – это всего лишь галлюцинация, обусловленная тем самым инфернальным лунатизмом, про который мы говорили во 2-й главе нашего исследования. Интересный, не правда ли, расклад событий? Это, конечно, маловероятно, о чем мы уже говорили, но мы просто привели данный пример для того, чтобы показать, насколько зависит толкование всего романа «Мастер и Маргарита» от понимания двух его ключевых глав – 1-й и 13-й. По нашему же толкованию выходит, что Воланд в действительности еще раз явился к Ивану, но не под видом Мастера, а невидимым образом, когда ему пришлось покинуть сеанс черной магии в театре Варьете, чтобы послушать разговор двух соседей, которых разделяла всего одна стена. Поэтому желание Ивана услышать продолжение истории о Пилате была исполнена волей сатаны, а тот в свою очередь переместился в палату больных не за чем иным, как именно затем, чтобы узнать, захочет ли Иван под влиянием знакомства с безымянным героем написать продолжение романа о Пилате или нет. И это произошло: Иван настолько влюбился в своего незнакомца и настолько полюбил его рассказ с его главной героиней, что у поэта не могло не возникнуть желание написать роман именно о Мастере и Маргарите – о своем лунном госте и его возлюбленной, имя которой тот не стал озвучивать своему новому другу. И ясно, что поэт не мог не включить в свою книгу и роман о Пилате, потому что это очень естественно с его стороны. С этим все понятно, но вопрос, каким же образом была написана вторая часть «Мастера и Маргариты»,