на слоновой ноге, и кот прошел мимо – не страшный, а веселый, и, словом, вот-вот накроет сон Ивана, как вдруг решетка беззвучно поехала в сторону, и на балконе возникла таинственная фигура, прячущаяся от лунного света, и погрозила Ивану пальцем. Иван без всякого испуга приподнялся на кровати и увидел, что на балконе находится мужчина. И этот мужчина, прижимая палец к губам, прошептал:

– Тссс!» (гл. 11).

А теперь напомним себе, какую точную и ясную характеристику Правдивый Повествователь дает природе лунного света: «На Бронной уже зажглись фонари, а над Патриаршими светила золотая луна, и в лунном, всегда обманчивом, свете Ивану Николаевичу показалось, что тот стоит, держа под мышкою не трость, а шпагу» (гл. 4).

А вот как характеризует этот же лунный свет один из известных русских философов – Евгений Николаевич Трубецкой (это очень интересный и важный комментарий): «В качестве отраженного, лунный свет носит на себе печать неподлинного, обманчивого, – откуда и происходит французская поговорка – trompeur comme la lune (обманчивый, как луна). Всему, им освещаемому, лунный свет сообщает мечтательную, фантастическую и как бы неправдоподобную окраску, вследствие чего при лунном освещении иногда бывает трудно отличить сову от лешего, да и вообще действительность от призрака. Ночной облик твари таков и по своей метафизической природе – нечто среднее между действительным и призрачным: ибо ни к вечно действительному, ни к вечно призрачному он не определился окончательно. Отсюда – характерное для лунной ночи сочетание и смешение прекрасного и чудовищного. Отсюда и то двойственное, смешанное мистическое ощущение, которое вызывает у нас лунный свет. В нем есть что-то манящее и в то же время жуткое. Он открывает перед нами какую-то чарующую действительность грез и странных, сказочных видений. Видения эти пугают и отталкивают своим неправдоподобием. В этом сиянии, которое светит, но не греет, чувствуется какой-то обман, леденящий душу. Лунная ночь полна тайных искушений, которые возбуждают и волнуют: в ней есть гипноз и соблазн той внебожественной стихии, которая хочет жить своей собственной жизнью, но лишена внутренней теплоты и полна обманчивых отражений иной, дневной действительности. Оттого и блекнет этот неподлинный свет ночной со всеми его видениями, оборотнями, русалками и водяными пред радостью подлинной утренней зари» [51].

Все это было сказано к тому, что покров таинственности со знакомства Ивана и Мастера невозможно снять. Как бы ни был глубоко убежден читатель, что к Ивану явился обыкновенный человек, всегда будет стоять перед всеми вопрос, кто же на самом деле пришел к поэту ночью и что этот гость искал от разговора со своим новым соседом. Может быть, в самом деле встреча Ивана и Мастера была случайной, что последний просто так решил зайти к своему соседу, но 13-я глава так и останется в первой части романа «Мастер и Маргарита» самой загадочной и таинственной, и поэтому ее можно по всей справедливости счесть столь же важной и ключевой, какой является самая первая глава данного произведения. Действительно, то, что описывается, с 14-й главы до 18-й включительно, является только следствием того, что происходило в театре Варьете и в палате Ивана. Ивану было крайне важно включить в свою книгу весь роман о Пилате, все ершалаимские главы, и поэтому без 16-й главы, повествующей о казни Иешуа, его произведение обойтись явно не могло. Что касается вопроса, зачем Иван добавил в свою книгу описание сна Никанора Ивановича Босого, то на это до сих пор нет ответа. Одна из причин, по которой этот сон включил в роман уже сам Михаил Булгаков, совершенно очевидна: автор хотел на фоне сна Босого показать, что сон Ивана был не обыкновенным сном, какой приходит к каждому из нас часто ночью, а самым настоящим видением. А вот зачем это сделал именно Иван, как мы уже сказали, остается открытым вопросом. Неужели это для него что-то значило? 14-ю главу «Слава петуху!» можно смело обойти молчанием, так как с ней все также ясно, а вот 17-я и 18-я главы явно включены Иваном в роман лишь потому, что бывший поэт Бездомный не мог начать повествование истории Маргариты сразу же после описания своего таинственного сна, в котором он видел казнь Иешуа Га-Ноцри. Переход с первой на вторую часть романа должен был быть естественным, закономерным, и поэтому Ивану пришлось немного описать то, что произошло уже после проклятого сеанса. По этой причине обе главы – 17-я и 18-я – кажутся немного скучноватыми, по крайней мере, они не могут по своей интересности превзойти предыдущие главы. Они написаны автором именно так, как будто тому просто было нужно что-то написать, а сам он этого не совсем хотел. Конечно, знакомства неудачливых визитеров с Воландом и его шайкой выглядят очень смешно и забавно, особенно разговор буфетчика с магом, который сказал своему незваному гостю, что осетрина бывает только первой свежести, но все-таки нужно признать, что 18-я глава, как и 17-я, были включены Иваном в роман прежде всего потому, что тот не мог цепь повествования событий первой части своего произведения оборвать на описании казни Иешуа Га-Ноцри, чтобы затем начать описывать историю Маргариты и ее встречу с Мастером.

Таким образом, в первой части романа, которая была написана со слов свидетелей и очевидцев, что пострадали от знакомства с Воландом, только 1-я и 13-я главы имеют крайне важное значение, все же прочее, что описано в остальных главах, является только следствием того, что произошло на Патриарших прудах, в театре Варьете и в палате Ивана Бездомного. Чтобы было опять проще все это воспринять, мы приведем еще одну таблицу, в которой, правда, будет заранее нами сказано, какие главы являются ключевыми уже во второй части романа «Мастер и Маргарита»:

Мы не будем давать больших комментариев второй части романа, так как в этом нет особого смысла, потому что вторая часть как раз для нас является вопросом, что же такое она на самом деле представляет и как ее нужно понимать. Но мы что-то все-таки скажем. Нетрудно понять, что то, что описывается в первых четырех главах второй части, служит только подготовкой к тому, что должно было произойти в 50-й квартире, то есть подготовкой к балу у сатаны и извлечению из клиники Мастера. С самим балом все понятно, а вот насчет застольной беседы надо сказать, что вся 24-я глава похожа на текст, в котором автор как будто расставляет все точки над буквой «i». Такова просто атмосфера того разговора, который шел