тут было уже сказано. И можно говорить с полной уверенностью, что Михаил Булгаков об этом знал: он знал, что некоторые читатели заметят сходство этих персонажей, он знал, что их смутит признание Воланда, которое на почве отсутствия демонов в ершалаимских главах кажется непонятным, если только не полагать, что там Воланд был просто невидим. Михаил Булгаков знал, что некоторые читатели, сопоставив эти два обстоятельства, заподозрят в Афрании Воланда, и начнут на этом строить свои теории, даже если сам автор не видел в них одного человека, то есть одну личность (мы ошиблись, правда, намеренно, чтобы лишний раз показать, что демоны и люди отличаются не только одними именами). А зачем Михаилу Булгакову это было нужно, если, допустить, что мысль о тождестве Афрания и Воланда на самом деле ложна? Все просто: автор хотел, чтобы читатель, начав видеть в начальнике тайной службы нечистую силу, как раз и задался тем самым вопросом, который мы уже задали читателю выше. Писатель просто хотел, чтобы у нас возникла мысль сравнить Воланда и человека: посмотреть на людей на фоне демонов, чтобы благодаря этому сравнению мы увидели, кто такой вообще человек и зачем он существует. Сам же по себе вопрос, Воланд ли Афраний или нет, имеет второстепенное значение. Тут важно прежде всего и в первую очередь именно само предположение со стороны читателя. И мы сейчас увидим, что в самом деле не существует пока таких убедительных доводов, которые смогли бы нас полностью уверить в том, что Афраний – это Воланд, или, наоборот, в том, что начальник тайной службы – это все-таки человек, а никакой не дух.

Некоторые доводы в пользу этого тождества мы уже назвали, когда раскрывали содержание предыдущих глав. Например, Левию Матвею Воланд почему-то сказал, что тот с ним всегда говорит на разных языках, а между тем никакого свидания Левия Матвея с князем тьмы до этого мы совсем не видели, или Афраний пересказал Пилату слова Иешуа о том, что трусость – один из главных человеческих пороков, хотя в таком романе как «Мастер и Маргарита», в романе о сатане, и при такой бесконечной важности этих слов, это естественно было бы сказать именно дьяволу, а не кому-то другому. Кому, как не ему, знать, какой из пороков самый главный?

Естественно, предположение, что Афраний – Воланд, нашло себе место не только в среде читателей, но и среди исследователей. Вот что, например, пишет Борис Гаспаров: «Итак, в романе имеется три главных временных среза, заданных уже в самом начале повествования словами Воланда о том, что он присутствовал и за завтраком у Канта, и в Ершалаиме. Следовательно, присутствие Воланда должно служить определяющим фактором, связывающим все эти временные планы друг с другом. <…> сейчас в первую очередь попытаемся определить, имеются ли какие-либо следы пребывания Воланда в Ершалаиме. Никаких прямых указаний на это, однако, в романе нет, за исключением утверждения самого Воланда. Но ведь Воланд говорит, что он находился в Ершалаиме «инкогнито»; это значит, что он не был просто невидим (как можно было бы предположить), а именно присутствовал, но не в своем обычном, а в травеcтированном обличье. Значит, в романе Мастера следует искать отнюдь не прямые, а скрытые, замаскированные следы данного персонажа» [54]. А вот не менее важное замечание по этому же вопросу Александра Зеркалова: «Недаром же много раз, и очень настойчиво, Булгаков демонстрирует всеведение Афрания, его неограниченные возможности. Почему-то он знает все об Иуде (род занятий, внешность, страсти и страстишки). Ему известны тайны храмовых совещаний, он располагает всеми печатями, даже храмовыми. Город наводнен его агентами – среди них случайно оказывается подруга Иуды… Он прекрасный организатор – как быстро и безупречно он устраивает убийство того же Иуды! А как невозмутим, как умен! Он сам делает то, о чем не смеет прямо озаботиться прокуратор: Иешуа хоронит в приличной одежде; без приказа приводит Левия Матвея… По всеведению и могуществу Афраний похож на Воланда. Нет, не зря прокуратор восхищается своим подчиненным!» [55].

Как видно, и у исследователей первым основным поводом искать Воланда в ершалаимских главах служит заявление самого иностранного консультанта, который признался Берлиозу и Бездомному, что присутствовал на суде Пилата, «но только тайно, инкогнито», из-за чего оба литератора сочли его сумасшедшим. Другой повод отождествлять Воланда с Афранием – это очень похожий характер общения обоих персонажей с другими героями романа. Хотя у Афрания и высокий голос [56], а у Воланда – низкий, читатель замечает, что особенность общения с людьми у данных героев очень похожая, как будто одного и того же… персонажа (но удобнее было бы сказать: человека). И это очень хорошо замечается благодаря тому, что оба разговора Пилата с Афранием были достаточно продолжительными: в первых двух ершалаимских главах читатель ничего не слышит от загадочного человека в капюшоне, кроме одного единственного слова: «мертв», в последних же главах романа о Пилате читатель, который уже довольно хорошо знаком с Воландом, видит развернутый диалог Пилата и этого же самого таинственного человека, в котором ощущается дух московского гостя. Кроме того, в московских главах, несмотря на то, что Афраний не такой главный герой ершалаимских глав, как Пилат, Га-Ноцри и Матвей [57], сам начальник тайной службы почему-то не появляется, что заставляет читателя также отождествлять его с Воландом. Это уже третий основой повод. В самой последней ершалаимской главе мы даже видим прислужников Афрания, по количеству соответствующих числу членов свиты Воланда: смертная и замужняя Низа явно могла быть той, кому на смену пришла ведьма Гелла, которую автор несколько раз назвал девицей, ту выпрыгнувшую из-за маслины перед Иудой мужскую коренастую фигуру и ее напарника можно счесть за Азазелло и Бегемота, которые вместе побили Варенуху в уборной, а оставшаяся правая рука Воланда Фагот-Коровьев – это, видимо, тот самый помощник Афрания Толмай [58], что руководил командой погребения казненного Иешуа и двух с ним повешенных разбойников. И помимо этого, упомянутый завтрак Воланда с Кантом, не узнавшего в своем собеседнике сатану, действительно служит аргументом, что Воланд может, по слову Бориса Гаспарова, быть «не в своем обычном, а в травеcтированном обличье».

Сам лично, однако, Михаил Булгаков, скорее всего, не думал, что на службе пятого прокуратора Иудеи состоял сам сатана, поскольку такое допустить может только человек, искренно верящий, что людям в древности помогали воздвигать великие здания, особенно египетские сооружения, инопланетяне, которых потом все дружно приняли за богов. Как удобно было бы Титу во время взятия Иерусалима иметь у себя в распоряжении хотя