– Здравствуйте. Да, найдите и пригласите ко мне, пожалуйста, Александру Преображенскую.

Крозье как-то изменился в лице. Я слегка побледнел.

Она сестра Гоголя? Который прославился на весь лицей? Гоголя…

Я почувствовал мурашки по коже.

Гоголь. Поджоги. Как же много огня в историях всех бессмертных…

Директор посмотрел на учителя.

– Гоголь ведь всегда был с вами, так, мистер Крозье? Только вот… – он замолчал, глядя на меня. – Не думаю, что вы смогли бы опознать её, так что вы свободны. Спасибо за информацию, юноша, и да… – он слабо, устало и еле заметно улыбнулся мне. – Ничего не бойтесь.

Я сглотнул.

Да. Не бояться было тяжело.

Встал. И вышел.

Разумеется. Сестра Гоголя. Она же могла помогать ему…

Я задумался. Там было темно. Может быть, я неверно разглядел? Могли ли волосы быть не светлыми или, к примеру, накидка вовсе не прислужников Сов, а простая мантия?

Не важно. Они допросят эту девушку, и если она невиновна – всё в порядке.

Но я задумался о другом.

Райан.

Я. Другой я.

Он… он же мог.

Мог.

Мог ли он?

Райан?

«Райан Третий, придурок жалкий, – смешок. – Чего мечешься? Свалил всю вину на другого и радуйся».

«Но ведь это же не ты? Не ты устроил поджог? Как ты мог? Зачем, Райан?» – разум кипит.

«А зачем ты спрашиваешь? Ты всё равно никогда не мог ответить на собственные вопросы».

«Но ты – это не я. Ты – не я».

«О, тупица. Как же ты ничтожен. Конечно же, я – это ты. Хватит нюни распускать. Ты отделаешься от всего этого. И мы будем невиновны».

Я шёл по коридору, разрываясь от непонимания и недоумения. Плёлся, разглядывая пол и продолжая беседу, как вдруг понял, что надо следить за дорогой, и был прав: почти врезался в рыжего парня, который заставил меня тогда вытащить тот самый злополучный предмет из кармана.

Побледнел.

Я, конечно, не он.

Рыжий верзила смотрел сурово. Но не злобно. Я удивился. Даже как-то хитро. Хмыкнул.

– От директора идёшь? Надеюсь, не наговорил глупостей.

Он не вёл себя так, будто бы мог мне угрожать. Испытывать отвращение. Нет. Он просто прошёл мимо.

Я не смотрел вслед. Отвернулся и поплёлся быстрее к себе. Лишь бы скорее добраться!

Но Дэмиан Куин окликнул кого-то, и только придя в комнату, я понял, что он обратился именно ко мне, а также понял, что значили его слова.

«Берегись огня!»

Я облокотился на дверь и стукнулся об неё головой.

Волк

Я хотел забыться. Куда-нибудь исчезнуть, раствориться, отдохнуть от бытия. И если обычные люди могут устроить себе это, мы не могли.

Никакого покоя для бессмертных. Никакой гибели.

Я тупо смотрел в чертёж, и, наконец осознав, что у меня не выйдет сейчас думать, я взял со стола бутылку с водой, отпил и решил выйти. Видеть эту комнату не хотелось. А тем более чувствовать запах Олеана, чувствовать его руки на своём горле.

Я так жалок и нерешителен. Просто мусор. Да, мусор, и все остальные смотрят на меня так же. Они видят, что я беспомощен, особенно перед ла Бэйлом, чувствуют это. А его боятся. Все его боятся. Даже когда он улыбается. Или вообще ничего не делает. Он был страшный сам по себе. Бывают такие люди.

Хоть я и не был уверен, что слово «люди» для нас вообще теперь подходило.

Совершенно не уверен.

И кем же мы были?

Переодевшись в более тёплую одежду: свитер и плотные джинсы, я выбрался из комнаты, прикрыв шторой «свою сторону». Взял ключи, отворил дверь в коридор и вышел. Без сумки, без каких-либо ненужных вещей. Я просто хотел отвлечься.

Особенно неприятна подобная школа тем, что ты совершенно не можешь побыть в одиночестве. Я вспомнил о своём родном гнезде – мать всегда дома, отец всегда отсутствует. Да, она часто заходила ко мне, просила починить то, помочь с этим, сходить в магазин. Да, в покое она меня не оставляла, но иногда их обоих не было дома, и я оказывался предоставлен сам себе. И мне это нравилось. Чувствовать приятное одиночество, спокойствие и тишину.

Кто-то называл меня общительным. Тем, кто не может без этого.

Но теперь я понимал.

Я скучал по той тишине. Тому молчанию. Одиночеству.

Ведь теперь рядом всегда дышал Олеан. И воздух он весь забирал себе.

Впрочем, кажется, ему самому кислорода не хватало.

Я бросил взгляд на учителя физики, выходящего из другого коридора. В память врезалась сцена пожара, когда физик вышел вместе с соседом наружу, и как я был рад его видеть.

Рад. Я был рад. Видеть Олеана.

Сейчас это казалось смешным.

А ведь прошло не так много времени. И что-то важное от меня ускользало…

Физик ухмыльнулся и остановил меня. У него были длинные волнистые волосы, ведь до получения абонемента на бессмертие он играл в небольшой рок-группе и сейчас всё ещё придерживался чего-то вроде своего олдфаговского стиля. Я криво улыбнулся, но он не обратил на это внимания и начал:

– Плохо помню ваше имя, но не суть. Только что был на собрании учителей, ух, жуткая скука, однако решено было возобновить занятия. Только не основные, а дополнительные, которым вас должны были бы уже давно обучить… Хотите спросить, почему я говорю это вам? А всё элементарно: хочу кое-кому насолить, так что вперёд и с песней, можете распустить слушок, молодой человек.

Я непонимающе выгнул бровь, но затем улыбнулся ещё раз.

– Я плохой сплетник.

– Да бросьте! Вы подросток, выглядите довольно злобно – рождены были для этой работы.

Учитель говорил с учениками на «вы» в шутливой манере, также называя на уроках нас господами. Он делал это не через силу, как Крозье, а будто бы даже торжественно.

– Хорошо. Расскажу своим друзьям об этом.

– Превосходно, – он ухмыльнулся и, не оборачиваясь на прощание, ушёл восвояси. Я же глянул ему вслед и снова направился к выходу. На улицу. Днём гулять не запрещалось.

Значит, сегодня последний день халявы. Я ударился в размышления, почёсывая себя за ухом.

Начнутся уроки контроля аномальной магии? Нам расскажут больше о нашем бессмертии? Предназначении?

На этом мои мысли перенеслись в прошлое, когда Дэмиан поведал, что ему удалось подслушать. Наши нескончаемые жизни хотят использовать для машины, которая поможет спасти человечество.