– Хрен вот ему и всем им, – взорвался «полковник». – Мы раздолбали их климатическую установку в пух и прах! И еще что-нибудь раздолбаем к псам собачьим, если надо будет.

– Так, значит, такая климатическая установка все же была, – ухватился я за фразу «полковника». – И эта аномальная жара вовсе не природное явление, а целенаправленная диверсия, вызванная…

– Не стоит толочь воду в ступе, – не дал мне договорить «полковник». – Об этом уже говорено. Ты можешь описать мне этого человека?

– Да черт его знает, – честно ответил я. – Обыкновенный он, без особых примет.

– Ну, рост… Примерный вес… Возраст… Манера разговора…

– Да самый обычный рост, – немного подумав, сказал я. – Средний… Может, немного выше среднего. Вес… Семьдесят с небольшим кило, так, наверное. Возраст… Ну, ему не более сорока лет, а может, немного больше. В общем, от тридцати восьми до сорока двух. Что касается манеры разговора, то говор у него чисто московский, без всяких характерных словечек…

– Ясно, – кивнул «полковник». – Ну, что, собирайся. Поедем составлять фоторобот на этого человека.

– Что, прямо сейчас? – удивился я, глянув в темное окно.

– А что тебя не устраивает? Ты выспался, мы еще не ложились… Давай, поехали.

Составление фоторобота, это вам, ребята, не хухры-мухры. Та еще процедура! Хотя в фээсбэ и имелась самая новая компьютерная программа для этого дела. Это только в кино фоторобот составляется в несколько минут: раз-два, глаза, нос, подбородок – и готово. А вот мы просидели с «полковником», «Костей» и оператором три часа без малого. И все равно портрет человека, что говорил со мной у меня дома и едва меня не убил, получился весьма и весьма не полным. Похож – да, где-то был похож. Но вот объективным портретом мой фоторобот вряд ли являлся…

– Ладно. Все на сегодня, – устало произнес «полковник». – Что-то есть, и то ладно. Скорее всего, этот гражданин – чиновник среднего звена, наделенный специальными полномочиями и распоряжающийся огромными средствами. Сидит в каком-нибудь департаменте или отделе министерства, перекладывает бумажки и ждет своего часа, когда его возьмут в элиту и сделают Большим Боссом. Паскуда, одним словом! Такого вычислить будет трудно…

– И что мы теперь будем делать? – спросил я.

– Ты – ничего, – мельком взглянув на меня, хмыкнул «полковник». – С тобой уже все решено, помнишь?

– Помню, – ответил я.

– А вот что будем делать мы, я тебе докладывать не намерен. Тебя сейчас подвезут домой. Костя, распорядись.

Костя кивнул и вышел. Через минуту он вернулся и доложил:

– Машина для господина Русакова подана.

– Видишь, как он тебя… Господин Русаков… машина… подана… Проникся он к тебе. А это мало кому удавалось, – заметил «полковник». – Все, езжай, не пыли тут, – протянул он мне крепкую руку, и я с удовольствием ее пожал. – И не боись, – добавил седоватый фээсбэшник, – не все еще потеряно. Понял? – спросил он и неожиданно подмигнул. – Ну, все, пока.

– Пока, – сказал я и, поймав взгляд «полковника», тоже ему подмигнул.

– Почему это я никак не могу до тебя дозвониться?

Это был шеф. С этого звонка начался мой новый день, на который я запланировал акцию… Впрочем, еще неизвестно, что скажет Король…

– Но вот дозвонились же, Гаврила Спиридонович! – ответил я в трубку.

– Я говорю, до сотового твоего дозвониться никак не могу, – повторил шеф недовольно.

– Так теперь его у меня нет.

– Как это нет? – В голосе шефа послышались удивление и заметная тревога.

– Я его выбросил по совету одной старушки.

– Мне что-то трудно стало тебя понимать в последнее время, – не сразу заговорил шеф. – Ты в каком мире живешь, Русаков? Спустись на землю.

– Это временное явление, – сказал я. – Надеюсь, скоро обстоятельства изменятся.

– В какую сторону? – снова в голосе шефа послышалась тревога.

– В лучшую, конечно, – ответил я эдаким бодрячком.

Однако шеф, очевидно, не услышал особого позитива и решил, что настало время сообщить мне новость.

– Хочу тебя предупредить, – нерешительно начал он. – Передачи про исчезнувшее кладбище бомжей и неизвестно откуда взявшиеся у них евро не будет…

– Я знаю.

– Откуда?

– Оттуда, откуда и вы, Гаврила Спиридонович.

Шеф немного помолчал и сказал:

– Вот и хорошо, что знаешь. А то я думал, что ты будешь обижаться, настаивать, спорить… Значит, закрывай свое расследование, прекращай бомжевать, а то затянет… и возвращайся в лоно родной телекомпании. Есть у меня относительно тебя одна мыслишка…

– А эта мыслишка может потерпеть до завтра? – спросил я. Что шеф насторожился, я почувствовал тотчас и, конечно, поспешил его успокоить: – Просто мне надо аккуратно завершить свое пребывание в рядах бомжей. Без накладок.

– Проставиться, что ли? – съязвил Гаврила Спиридонович.

– Можно сказать и так.

– И когда ты появишься?

– Вечерком, надо полагать, – ответил я. – Да, чуть не забыл, мне нужен Степа с камерой. И Всеволод в качестве сопровождающего.

– Зачем? – удивился шеф.

– Программу про бомжей и евро нам запретили, но новости-то показывать ведь никто не запрещал…

– А что, могут быть интересные новости?

– Вполне, – многозначительно произнес я.

– И куда тебе прислать ребят? – ничего не имел против новостей (и слава богу) шеф.

– Ко мне домой. Мне надо их сначала проинструктировать.

– Хорошо, – ответил шеф. – Жди…

Как вы относитесь к тому, что вас начинают считать за пустое место? Или всяческими способами указывать, что вы – мелкая сошка, считаться с мнением и желаниями которой вовсе не пристало? Мол, сиди на своей «пятой точке» и не рыпайся, пока хуже совсем не стало. Вас, к примеру, такое положение устраивает? Большинство людей просто утирается и, пустив слезу, продолжает преспокойненько поживать дальше. У многих опускаются руки и пропадает желание что-либо изменить. Не каждый может противостоять тем, кто сильнее и могущественнее его. А вот у меня после подобных демаршей в мою сторону, наоборот, очень сильно чешутся кулаки, меня это бодрит, заводит. И вызывает неодолимое желание продолжать бороться, брыкаться, кусаться. Иначе я просто потеряю уважение. К себе и ко всему тому, что делаю…

Степа и Всеволод приехали ко мне в половине одиннадцатого. И оператор, и его помощник, часто исполняющий функцию телохранителя, поскольку обладал недюжинной физической силой, ребятами были не очень словоохотливыми. Поэтому, войдя в комнату, они просто вопросительно взглянули на меня, ожидая объяснений.