Она снова поудобней устраивается на диванных подушках и натягивает одеяло до подбородка, пружины отзываются скрипом. Она еще не забыла, до чего же странно помнить будущее. Память об их с Барри прощании четыре месяца спустя в этой самой комнате до сих пор пульсирует острой болью. Она плавала в депривационной капсуле, а Барри наклонился вниз, чтобы ее поцеловать. Когда он закрывал люк, в глазах у него стояли слезы. Как и у нее. Их совместное будущее сулило столько всего – а она его убивала.

Оставшийся снаружи капсулы Барри уже знает, удалось ли ей задуманное. Он узнал об этом в тот самый момент, когда она умерла, а его реальность мгновенно сместилась и стала иной – той реальностью, которую она сейчас творит.

Хелена подавляет в себе импульсивное желание разбудить сегодняшнего Барри и все ему рассказать. Это все равно что сунуть самим себе в колеса огромную палку эмоций, и завтрашний штурм лаборатории Слейда сделается еще трудновыполнимей. И потом, что она ему скажет? Что между ними пробежала искра? Возникла химия? Пусть уж все будет по плану. Главное, чтобы завтра все прошло как нужно. Отменить ущерб, нанесенный миру ее идеями, она не в состоянии, но, возможно, ей удастся перевязать рану, прекратить кровотечение.

Сколь амбициозны были когда-то ее мечты – изменить мир, остановив уничтожающую воспоминания болезнь. Теперь, когда мама и папа мертвы, да и друзей больше нет, если не считать единственного человека, от которого ее отделяют четыре месяца недостижимого будущего, мечты скукожились до глубоко личных.

Хелене просто хочется вернуть себе способность спокойно, с чистой совестью засыпать по ночам.

Она пытается уснуть, понимая, что завтра ей как никогда потребуются все ее силы.

Сон, само собой, не приходит.

* * *

Вечером они с Барри выскальзывают наружу, внимательно изучив прилегающие улицы, прежде чем выйти на открытое пространство. Окрестности в основном состоят из заброшенных производственных корпусов, вокруг толком не видно ни машин, ни вообще чего-либо подозрительного.

Выворачивая на дорогу через Бруклин-Хайтс, Барри бросает на Хелену взгляд поверх центральной консоли:

– Когда вы вчера показывали мне кресло, вы упомянули, что уже дважды его построили. А когда был второй раз?

Хелена отпивает глоток кофе из взятой с собой кружки – ее талисмана против последствий вчерашней бессонницы.

– В первоначальной временной линии я руководила исследовательским отделом в компании из Сан-Франциско, она называлась «Ион». Медицинские аспекты моего кресла их не интересовали. Все, что они видели – его потенциал для индустрии развлечений и вытекающие оттуда суммы со многими нулями. Работа буксовала, мы застряли в болоте и никуда не продвигались. «Ион» уже был готов закрыть мой проект, и тут один из наших подопытных умер в депривационной капсуле от сердечного приступа. Все мы при этом испытали небольшой сдвиг реальности, но никто не понял, что именно произошло. Кроме моего ассистента, Маркуса Слейда. Надо отдать ему должное – он сообразил, что именно я создала, даже раньше, чем я сама.

– И что было дальше?

– Через несколько дней он позвал меня встретиться с ним в лаборатории. Сказал, дело очень срочное. Когда я пришла, Слейд наставил на меня револьвер. Заставил войти в систему и загрузить сделанную нами реактивационную запись его воспоминаний. Потом он меня застрелил.

– Когда это случилось?

– Позавчера. Пятого ноября две тысячи восемнадцатого года. Но, разумеется, несколько временных линий тому назад.

Барри выезжает на Бруклинский мост.

– Не подумайте, что я вас критикую, – говорит он, – но почему вы не вернулись в другое воспоминание?

– Такое, чтобы я не родилась и не построила кресло?

– Я не это имел в виду.

– Я не могу вернуться в прошлое до своего рождения. Это мог бы сделать кто-то другой, а я бы осталась в мертвом воспоминании. Только никакой парадокс с убийством прадедушки в случае с креслом невозможен, как и прочие темпоральные парадоксы. Все, что произошло, даже будучи изменено или отменено, остается в мертвых воспоминаниях. С причинно-следственными связями все в порядке.

– Хорошо, как насчет того, чтобы вернуться в воспоминание на нефтяной платформе? А там столкнуть Слейда в море или что-то в таком роде?

– Все, что произошло на платформе, находится в мертвых воспоминаниях. Туда нельзя вернуться. Мы ведь уже пытались, но с прискорбными результатами. Но вы правы. Мне следовало его убить, пока была возможность.

Они на полпути через реку, тросы моста проносятся прямо над головой. В кофе ли дело или в том, что центр города совсем близко, но Хелена чувствует прилив бодрости.

– Что такое «мертвые воспоминания»? – спрашивает Барри.

– Их считают ложной памятью. С поправкой на то, что они не ложные. Просто случившиеся на временной линии, которую кто-то прекратил. Скажем, та линия, на которой вашу дочь сбила машина, сейчас – мертвое воспоминание. Когда Слейд убил вас в депривационной капсуле, вы ее прекратили и начали нынешнюю.

Они въезжают на Манхэттен, движутся на север по Третьей авеню, сворачивают на Восточную 49-ю и наконец останавливаются у тротуара совсем рядом с фальшивым входом в здание Слейда – за дверями находится фойе с лифтами, которые никуда не ведут. Попасть внутрь можно только с подземной парковки на 50-й улице.

Когда они выходят из машины, дождь лупит, словно горохом. Барри достает из багажника объемистый черный рюкзак и идет вперед. Хелена следует за ним вдоль тротуара чуть в сторону от здания, к бару «Дипломат», где они однажды – четыре месяца тому вперед – уже побывали, исследуя возможность проникновения в здание Слейда через тоннели и обсуждая планы, относящиеся к сегодняшнему дню.

В вонючей забегаловке на удивление много народу, однако выглядит она все так же тоскливо, как ей тогда и запомнилось. Барри использует свой полицейский жетон, чтобы привлечь внимание миниатюрного бармена. Того же самого, с которым она и Барри познакомятся в мертвом теперь будущем четыре месяца спустя – хамоватого типчика, по счастью, обладающего помимо наполеоновского комплекса также и врожденным трепетом перед полицией. Хелена стоит рядом с Барри, тот называет себя, представляет ее как свою напарницу и объясняет, что им необходимо попасть в подвалы – поступило заявление, что прошлой ночью там имело место нападение на сексуальной почве.

Проходит несколько секунд, и Хелена уже думает, что ничего не вышло. Бармен таращится на нее, словно не вполне понимает, что она здесь делает. Сейчас он захочет увидеть ордер. Или позвонит хозяину, чтобы прикрыть собственную задницу. Но нет, вместо этого он громко орет: «Карла!»

Официантка ставит на стойку полный пустых бокалов поднос и лениво подходит поближе.

– Это копы, – говорит ей бармен. – Им нужно в подвал.

Карла пожимает плечами, поворачивается и, не говоря ни слова, направляется через весь бар в кладовую-холодильник. Сквозь лабиринт серебристых пивных бочонков она проводит их к узкой двери в дальнем углу кладовой.