органично и даже шестилетний Никита, игравший сына Магнитского, прекрасно импровизировал, я начинал осознавать, что снимаю какую-то сентиментальную схему вместо жизни.

Это осознание буквально бросало меня в дрожь. Я помню, как Катя Башкина, замечательная актриса, игравшая жену Магнитского, взглянула на меня после очередного дубля, в котором плакала - в момент, когда Сергея выводят из квартиры, - так трогательно и жизненно, что слезы наворачивались даже у наших мужественных осветителей. Слезы в ее глазах, уже после того как я сказал «стоп», были как бы техническим остатком актерской игры, но мне они тогда показались чем-то вроде укора. «Я делаю это для тебя, - как бы говорила мне актриса, - а ты-то сам понимаешь, что ты делаешь?»

Месяца два спустя после того дня Сабина посмотрела наш материал и какие-то первоначальные монтажные наброски. «Wahnsinn!» -выдохнула она. Буквально это слово означает «безумие». В контексте оно означало что-то очень положительное. Восторженное.

Сабина была вовлечена в монтаж фильма больше других редакторов. В ее лице телеканал ARTE участвовал в пошаговом критическом анализе, деконструкции вымысла Браудера. Это важно понимать в связи с последующими событиями. Но тогда, во время монтажа и досъемок, главным оставалось всегда чисто профессиональное: ясно и достаточно увлекательно выразить то, в чем мы согласны, выстроить структуру, найти форму. Споров по поводу открывающихся фактов и их интерпретации у нас практически не было. И это, возможно, привело к тому, что я оказался не вполне готов к тому шторму, который меня ждал впереди.

Апрель 2016-го. Браудер срывает премьеру фильма в Брюсселе

Первый показ был запланирован на 27 апреля 2016 года в Брюсселе, в Европарламенте. При поддержке и участии телеканала ARTE. Сабина должна была привезти штендер с логотипом телеканала. В Европарламенте была распространена информация о готовящейся премьере, висели плакаты. Разослали приглашения.

Я приехал в Брюссель поздно вечером накануне. Меня сразу нашли журналисты, и я давал интервью - корреспонденту неоконсервативного EU Observers - в первом часу ночи. Интервью продолжились с утра, и лишь после обеда я узнал, что все это время в Европарламент приходили письма от Браудера. Вернее, его адвокатов. А также от адвокатов депутата Бундестага Марилуизы Бек, у которой я брал интервью для фильма. Она протестовала, требуя исключить сцену, снятую в ее офисе в Бундестаге. Были также письма якобы от мамы и вдовы Сергея Магнитского - письма, которые, как я уверен, тоже писали адвокаты Браудера.

Показ намечался на 18.30. Адвокаты Браудера и Бек, как я потом понял, писали не только в Европарламент, но и по многим другим адресам: в редакцию ZDF и, вероятно, страсбургскую редакцию ARTE, финскому сопродюсеру, компании Illume и, по всей видимости, тогда же телеканалам YLE и NRK.

До последнего момента я был уверен, что остановить показ фильма в Европарламенте никому не под силу. Европарламент - все-таки место для дискуссий, думал я. Это было бы слишком - если бы Браудеру, частному лицу, удалось запретить показ, официально организованный совместно с ARTE. Ведь уже собирались люди, среди которых были и евродепутаты, консультанты Европарламента, и известные журналисты. Кто-то специально приехал из Парижа и Лондона. Быть или не быть фильму, решалось до последнего момента.

Евродепутат Марилуиза Бек - в отличие от Браудера, который настаивал, что его обманули и что интервью с ним было добыто путем чуть ли не мошенничества и подлога, а потому его нельзя транслировать, - выдвигала другие аргументы. По негласным законам СМИ политик не может утверждать, что его не так показали или обидели. Быть на публике и подвергаться критике - это работа политика.

Поэтому Бек выбрала другую тактику. Она написала о том, что нельзя показывать ее двоих российских помощников. Якобы из-за того, что речь идет о Магнитском, им угрожает опасность. Во время съемки депутат представила под камеру свою ассистентку Марию Санникову-Франк, которая консультировала Бек по делу Магнитского. Теперь юристы Бек утверждали, что в связи с предоставлением сведений о Магнитском Санникова-Франк будет подвергнута смертельному риску, если фильм с ее участием будет показан. Фигурировало и имя другого человека, тоже русского, который мелькнул на заднем плане, ничего не говорил, но ему якобы тоже теперь грозит что-то вроде смертельной опасности.

Все это выглядело фантастикой, но в аргументах Бек было хоть какое-то подобие логики. Для обсуждения возникшей ситуации собралась небольшая группа евродепутатов, шесть-семь человек. Они спрашивали у меня, что будем делать. Я сказал, что претензии Браудера не считаю обоснованными. Потому что фильм как раз о нем и вся его суть в том, что у нас есть сомнения в правдивости его рассказов. Поэтому когда человек требует запретить фильм, который задевает его интересы, а он является фактически публичной фигурой, - то это и есть цензура, затыкание рта.

А вот что касается риска, которому подвергаются российские помощники евродепутата (сама она, кстати, не требовала, чтобы ее не показывали, хотя ей явно было неприятно видеть себя в фильме высокомерной некомпетентной предвзятой политиканшей), - этот аргумент формально можно принять. Хотя я и считаю, что это тоже лишь предлог для того, чтобы не допустить показа фильма. Но, во всяком случае, опасность для Санниковой-Франк нельзя теоретически исключать. Поэтому я готов вырезать ту часть сцены, где появляются российские помощники Бек. Точнее, прямо сейчас это невозможно. Но мы можем остановить на этом месте фильм, промотать и включить изображение после конца сцены.

Сначала такое мое предложение было принято. Однако затем Ребекка Хармс и Хейди Хаутала получили письма от дирекции ZDF с требованием отменить показ. В это время я давал интервью известному изданию Politico и об имейлах из ZDF не знал. Видел, что кто-то пытается до меня дозвониться из Майнца, но не мог бросить свою мысль о деле Магнитского на полуслове (молодой автор Politico, эффектная брюнетка Тара Пальмери, не вполне ориентировалась в российских реалиях). Как только я включил звук в телефоне, мне позвонила помощница Хейди Хауталы. «Андрей, срочно приходи в Европарламент, тебя ждут в офисе Ребекки Хармс».

Шагая по направлению ко входу в здание парламента на rue Wiertz, я говорил с Мартином Пипером, старшим редактором ARTE, которого знал по прошлой работе. Это он прорывался ко мне, пока я рассказывал Таре о том, как воруют деньги в России. Мартин - очень умный, тонкий, проницательный человек, у которого, с моей точки зрения, есть лишь один недостаток - та одержимость, с которой он, похоже, всю жизнь делал карьеру в немецком телевидении. Это предполагает внешне незаметное, но крайне