В этой обстановке мы получили предписание выехать для работы в Москву. Ввиду сложности обстановки немедленно было созвано производственное совещание, на котором все единодушно признали, что коллектив в таком состоянии не может продолжать работу без передышки, тем более в Москве. Общее собрание коллектива приняло решение:

1. Обратиться с письмами в дирекцию ЛО ВГКО и Ленобком КПСС.

2. Вызвать представителя дирекции в г. Ростов.

Несмотря на наши сигналы о состоянии людей и низком художественном уровне выступлений, дирекция подтвердила распоряжение о продолжении работы и своего представителя в Ростов выслать отказалась. В течение недели мы взывали о помощи.

Коллектив оказался в безвыходном положении: ехать в Москву – значит поставить себя под угрозу дисквалификации, т. к. многие певцы были уже на грани профзаболеваний. Искусство требует жертв, но не бессмысленных. Не видя другого выхода, 7 артистов подали заявление об увольнении, несмотря на огромную любовь к коллективу, к делу. Это случилось за 9 дней до начала выступлений в Москве. За этот срок, казалось бы, можно было что-то предпринять для предупреждения конфликта. Как же повело себя руководство ансамбля в сложившейся обстановке?

Новый директор ансамбля т. Богданов за месяц работы умудрился восстановить против себя весь коллектив. Были моменты, когда он мог отменить концерты ввиду несоответствия условий работы нормам охраны труда. Он писал докладные записки, основанные на неверных фактах. Вместо того чтобы по нашим настоятельным просьбам как можно полнее информировать дирекцию о положении дел в ансамбле, Богданов взялся сам разрешить все проблемы, совершенно изолировав коллектив от дирекции. Обвиняя тяжело больного артиста Алахвердова в симуляции, он отказался дать затребование на медицинское заключение, когда врач города Ростова настаивала на немедленной отправке Алахвердова в Ленинград для операции. Алахвердов вынужден был по собственной инициативе выехать в Ленинград, после чего Богданов потребовал от врача заниженный диагноз. А отказ Богданова выдать зарплату возмутил весь коллектив.

Художественный руководитель ансамбля А. Броневицкий на собрании коллектива признал положение ненормальным и предложил обратиться с письмами в вышестоящие инстанции с просьбой об отмене гастролей в Москве. Заявления об уходе основных семи (из одиннадцати) артистов руководителя ансамбля нисколько не взволновали. «Другие будут» – в этой фразе он весь. За время существования ансамбля сменилось 6 администраторов из-за невозможности работать с Броневицким. Для достижения своих целей он идет по головам, не считаясь с людьми и не щадя их. Примерами жестокого отношения Броневицкого к вверенным ему людям являются случаи, происшедшие в конце последней поездки в городах Кисловодске и Махачкале, где ансамбль работал на открытых площадках. Когда артисты, и так уже простуженные, ввиду холодной погоды попросили снять с программы концерта песню «Ковбой», в которой они на протяжении всей сценки должны лежать на холодном полу в одних сорочках, Броневицкий отказался без видимых на то причин. После этого все артисты переболели в большей или меньшей степени.

Не раз проходили собрания коллектива, где Броневицкий давал обещания изменить стиль работы и отношение к людям. И вот сейчас вместо того, чтобы смело и правдиво заявить о состоянии коллектива, за художественный уровень выступлений которого он нес ответственность, Броневицкий оставшегося в Москве артиста Писарева – профгрупорга, который пытался объяснить подлинную суть дела работникам Министерства культуры, немедленно убрал – отправил в Ленинград, заявив, что он ему мешает.

Товарищи Богданов и Броневицкий своими порочными методами не только не помогли спасти положение, но подогревали и без того накаленную атмосферу. В этой обстановке и в доведенном до крайности состоянии мы не нашли другого выхода, как уехать в Ленинград, не доработав нескольких дней до установленного двухнедельного срока после подачи заявлений об уходе, но выполнив план гастролей по Северному Кавказу до конца.

Местком ЛО ВГКО, не вызвав и не заслушав нас и даже не потребовав объяснительных записок, дал согласие на увольнение нас по пункту «Е» 47 ст. КЗОТа за прогул без смягчающих обстоятельств.

Мы были на приеме у секретаря парткома ЛО ВГКО т. Первовой, которая признала необходимым тщательно разобраться в происшедшем. Подали заявление в местком с просьбой разобрать наше дело в нашем присутствии. Зам. директора т. Тихантовский тоже признал необходимым разобрать случившееся в нашем присутствии.

Спустя почти месяц после нашего увольнения директор ЛО ВГКО т. Коркин в присутствии председателя месткома т. Королева заявил нам, что решение дирекции не окончательно. Разбор дела откладывался до приезда Броневицкого. Броневицкий был вызван в Ленинград, но вопрос решился в административном порядке, без нас и без общественных организаций.

Для того чтобы найти поддержку у общественности и вызвать неприязненное отношение к нам, со слов т. Коркина журналистом Гореловым была написана и опубликована в газете «Вечерний Петербург» от 22 ноября с.г. клеветническая статья под заглавием «Билеты подлежат возврату». В этой статье предъявленное нам обвинение строится на вымышленных фактах, вообще не имевших место, которые отрицает даже Броневицкий. Отношения коллектива и Броневицкого ставятся в этой статье с ног на голову.

Надеясь на объективный разбор дела в общественных организациях и дирекции, мы ждали и никуда не поступали на работу. Второй месяц мы не работаем, и семьи наши остались без средств.

Мы убедительно просим разобрать наше дело и сохранить коллектив ансамбля «Дружба», которому мы отдали свои сердца.

Изложенное в настоящем письме подтверждают оставшиеся члены ансамбля:

Л.Алахвердов, В.Окунь, А.Осипов, Гвоздовский /и еще 4 подписи неразборчиво/.

1972 год…».

Произошедшее назревало давно и вылилось во вполне закономерный «бунт на корабле», к нему все и шло. Так мы с Сан Санычем остались одни. Месяц работали в Москве с другими музыкантами. Потом он по всей стране собирал новых участников – певцов и музыкантов. Так «Дружба» обновилась, но принцип многонациональности был сохранен: ее участниками опять стали представители самых разных союзных республик – Грузии, Армении, Эстонии, Латвии, Украины.

И опять ошеломляющий успех. Так мы работали до 1976 года. Тогда я чувствовала себя состоявшейся артисткой. Нет, я не зарывалась, просто правильно поняла свое место. У нас с Броневицким постоянно начинались перепалки: любая мелочь раздражала его. Если я пела песни Пожлакова или Морозова, молодых тогда авторов, Сан Саныч закатывал скандал. «Надо петь только знаменитых Фельцмана, Фрадкина, Флярковского!» – требовал он. Потом интриганы-сплетники ему наушничали, будто бы я хочу подмять его под себя, чтобы «Дружба» стала моим антуражем. Подмять я его никогда не хотела, но часто говорила Сан Санычу, что афиша должна гласить: «Броневицкий, Пьеха и ансамбль «Дружба». А она гласила: «Ансамбль «Дружба», художественный руководитель Броневицкий и – мельче всех – солистка Пьеха». Я, конечно, очень страдала из-за этого. Ведь ходили-то на меня! И если я болела, сдавали билеты.