Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Только жжение в груди напоминало о том, что у меня там рваная рана. Дыра размером с шар для боулинга. Мешающая дышать. Сжигающая мозг дотла от одной мысли, что её касается кто-то ещё. Законный муж. Её мужчина. Тот, кого она на самом деле любит. По-настоящему. А не я, принуждавший её быть со мной. Ставший временным развлечением.
Скажет она ему, что между нами произошло? Признается, что кончала подо мной? Что может носить моего ребёнка? Или сразу сделает аборт, как и обещала?
Видел в её глазах решимость, не оставившую мне шанса на обратный исход.
Тупой надежды, что она вдруг вздумает бросить его. И ребёнка своего, которого Ратмир никогда бы ей не отдал? Смешно даже рассчитывать на подобное.
И всё же хотелось. Помечтать о том, что между мной и Сабуровым начнётся новая война. Теперь за неё. Что у меня осталось? Разве что жизнь. Но я давно утратил вкус к ней. Всё до недавнего времени казалось пресным.
Но, когда Китекет повисла на его шее, внутри всё оборвалось. Сломалось. Потрескалось и опало на асфальт.
За одну секунду осознал, что те взгляды, которые я случайно ловил, действительно уловка. Маленькой хитрой сучки. Опытной стервы. Знающей, как выглядеть невинно. Так, что хотелось оставить нетронутой эту показную чистоту. Не запятнать. И одновременно наброситься на неё словно зверь и сделать своей, пометить собой. Чтобы пахло от неё только мной. Чтобы, когда она кончала, только моё лицо видела. Только меня представляла.
Думал, что часть меня умерла в тот день, когда узнал, что родители погибли в автомобильной аварии. Казалось, уже не смогу испытать настолько сильное чувство. Болезненное до такой степени, что с криком хотелось выплюнуть из себя все внутренности. После того дня я и не испытывал почти эмоций. Боли. Радости. Счастья.
Когда сообщили, что умерла младшая сестра, на поверхность поднялись лишь муки совести. За то, что мёртвым себя ощущаю, за то, что оплакать её по-человечески неспособен. За то, что стал одной из причин её гибели. Позволил этот брак, хотя она умоляла не выдавать замуж.
Но Мураз убедил меня, что она свыкнется, влюбится. И я считал, что Сабуров – отличная кандидатура. Уважал его. Но не знал, что он ради одной смазливой шлюхи нарушит все договорённости.
Когда увидел Китекет впервые в ресторане, шедшую под руку с Сабуровым, смотреть даже на них не мог. Оба вызывали у меня отвращение. Она – тем, как откровенно и вульгарно вела себя. И он – тем, что пожирал её глазами. Не скрывал их отношений, хотя уже знал, что связан сделкой.
Жёны отдельно. Любовницы отдельно. Старшему брату этот посыл был близок. Понятен. Мне – нет.
Я никогда не собирался жениться. Знал, что не захочу ограничивать себя одной женщиной. Мне претила сама мысль скрепить себя обещаниями. Обетами, которые должен буду держать до конца своих дней. А я даже не мог представить ту, ради которой свяжу себя узами брака. Ради которой откажусь от самого ценного – свободы.
Мне тогда показалось, что я ошибся в нём. Что Сабуров на самом деле слабак. Упал к ногам девчонки с красивой мордашкой.
А когда рассмотрел эту мордашку спустя семь лет поближе, ощутил раздражение. Страх. Злобу. Ненависть. К себе. Оттого, как легко ведусь на её уловки. Как одним своим робким взглядом из-под ресниц она заставляет моё сердце превращаться в сахарную вату.
А ещё бороться с самим собой, с потребностью видеть её. Наблюдать за ней. Даже за тем, как убиралась в хлеву. Как вытирала пот со лба. Останавливалась, чтобы передохнуть. Дула сочными губами на упавшую на щёку прядь волос.
Всё в ней казалось каким-то воздушным, утончённым. Хрупким. Таким нежным, что порой едва сдерживал себя от того, чтобы не сжать её в своих объятиях и разломать. Раскрошить в пыль и вдыхать её. Глубоко в себя. Чтобы текла по моим венам. Став частью меня.
Наблюдал, как разговаривала с рабочими, посылая им улыбки. До того тёплые, что грели жарче июльского солнца. Обжигали. А мне от ревности хотелось украсть каждую из подаренных ей другим улыбок. А если бы оказалось, что они настолько глубоко спрятаны, что для того, чтобы их достать, нужно убить. Так почему бы и нет. Сделал бы это с удовольствием.
Выдохнул сквозь зубы, брызгая кровью.
Смотрел на Сабурова и ощущал раздирающую, царапающую изнутри боль. Застилавшую глаза, как перед боем, кровавым заревом.
Сердце колотится от одной этой мысли. Ясмин не могла так поступить.
– Что за бред ты несёшь? – делаю пару шагов к врагу, и тут же вмешивается Шамиль, хлопая меня по груди. Останавливая.
Ратмир выглядит немногим лучше меня. Оба смахиваем на не поделивших кость уличных псов. Голодных. Злых. Побитых.
– Не горячись, брат. Выслушай.
Аня
– Почувствовала, Пирожок, – с тревогой в глазах смотрит на меня, будто вновь переживая страх и растерянность.
А я вздрагиваю от дрожи, пробежавшей по каждому моему позвонку, слыша это невинное прозвище. Потому что оно больше не ассоциируется с сестрой. С детскими воспоминаниями.
С ним. Только с ним. И с сексом. Тоже с ним.
Передёргиваю плечами, ощущая скованность в теле. Пытаясь взять себя в руки.
– Охрана сообщила, что благополучно довезла тебя до места назначения. Мы улетели в Италию. Я всё ждала, когда ты позвонишь. Несколько дней хотела подождать, не отвлекать тебя. Но ты снилась мне, представляешь? А я в толк не могла взять, что со мной творится. Пеняла на беременность, думала, гормоны шалят. Ревела, а сама не понимала отчего. Поговорить с тобой хотела, а когда набирала, постоянно попадала на отбойные гудки. Всё прокляла, пока там находилась. Парень твой этот влюблённый говорить со мной не хотел. Трубки обиженно бросал. А когда ответил, всё же признался, что ты его кинула. И тогда до меня дошло, что случилось страшное. Вылетели из Италии. Рат пустил по следу своих ищеек, но сразу предупредил, что, скорее всего, Ямадаев активизировался. В доме нашла твои вещи, заботливо оставленные охраной в гараже. С твоим загранпаспортом.
Слушала с замиранием сердца.
– Когда вы поняли, что я у него, Рат же должен был с ним связаться?
Задаю вопрос, а у самой кровь в жилах стынет.
– Он пытался. И это показалось очень странным. Мы всё ждали, что Ямадаев сам выставит требования. Хоть какие-то. Но он упорно не выходил на связь.
Прикидываю в уме, когда Сабуров пробовал пойти на контакт со своим врагом. Судя по словам сестры, день на четвёртый моего заточения.
Я судорожно пытаюсь понять, как так. Почему Якуб не сообщил Ратмиру, что у него в плену его жена? Чтобы тот страдал, мучился, представлял их вместе. В качестве любовников. Во всех мыслимых и немыслимых позах.
Ведь он именно этого и добивался. Удивился, конечно, что Сабуров не сразу приступил к поискам. Что объяснялось бы натянутыми отношениями между супругами. С кем не бывает. Но мужчины, подобные мужу моей сестры, даже не любя жену, не отдали бы её в руки другого мужчины. Живой.