Если бы глазами можно было убивать, я бы уже истекала кровью. Злющий. Взвинченный. Раздражённый. Кажется, вот-вот из его ушей пойдёт пар. Буравит меня взглядом целую вечность. А я смотрю на него пьяно и нагло.

Понимаю, что теперь-то всё изменилось. Я уже не в его власти.

Тянет меня за руку, уводя из центра зала в сторону лестницы. Спотыкаясь на ровном месте, едва поспеваю за ним, заплетаясь в собственных ногах. Хорошо, что не поддалась на уговоры сестры и не заявилась в клуб на шпильках.

Вход на второй этаж закрыт. Амбал, отвечающий за пропускной режим, молча пропускает нас. Дверь захлопнулась. Музыка исчезла вместе с ней. С одной стороны пустой коридор. С другой расположены ВИП-столы. Но все они заняты.

Якуб не останавливается, ведёт меня по коридору. Здесь настолько тихо, что я слышу тяжёлые удары его ботинок о пол. Будто он ступает по трупам своих врагов. Давит их. И тут мне вдруг становится страшно. Весь мой апломб строился на близости охраны Сабурова. Скоро ли они обнаружат мою пропажу?

Сердце испуганно бьётся от мысли, что Ямадаеву взбрело в голову похитить меня во второй раз.

Пока он не увёл слишком далеко, дёргаю на себя руку, которую он держит. Заставляя обернуться. Остановиться, наконец.

Якуб застывает на месте. Я смотрю на его поднимающиеся и опадающие от тяжёлого дыхания плечи. Тёмная рубашка обтягивает спину, давая возможность угадать очертания мощной мускулатуры. Сглатываю слюну от неуместного возбуждения.

– Отпусти меня! – разъярённо, точно вздыбившаяся кошка, требую. – Что ты себе позволяешь? Кем ты себя возомнил?

Алкоголь играет странные игры с моим сознанием. Вот я стояла посреди коридора. А через секунду оказываюсь пригвождённой к стене. Ощущение соприкосновения с его горячим телом пьянит ещё сильнее.

Моргаю, будто это поможет избавиться от наваждения. Его синие глаза светятся в полумраке. Но уже не кажутся такими злыми, как мгновение назад. Наоборот. В них загорается какой-то странный огонёк. Невольно облизываю губы, проводя языком по верхней губе. И его взгляд тут же отслеживает это движение, а затем возвращается к глазам.

– Что это за тряпка на тебе? – поддевает указательным пальцем бретельку платья и опускает руку ниже к холмику груди. Моё дыхание замирает тут же. Будто лёгкие схватили в кулак. Его прикосновения оставляют жаркий след на коже. Почти ожог.

– Не твоё дело, – сжимаю его запястье, пробуя убрать загребущие руки.

Ощущаю себя тактильным маньяком, прикасаясь к нему. Подушечки пальцев становятся новой эрогенной зоной. Кожа горячая, сухая. Приятная. Потому что мне отлично известно, какой он.

Воспоминания о том, как Якуб брал меня, фотоплёнкой всплывают перед глазами. Одна картинка сменяет другую. Одна пошлая фантазия горячее другой. То, что мешало мне спать по ночам всё это время. То, что заставляло думать о нём снова и снова. То, что делало всех прочих мужчин блёклыми на его фоне.

– Неужели твой муженёк разрешает тебе носить такие вещи? – ухмыляется, изгибая свои порочные губы.

Меня прошибает холодным потом. Он действительно не знает, кто я? Не удосужился за всё это время понять, кого украл? Узнать обо мне хоть что-то?

Ощущаю себя преданной. Ненужной. Ведь получается, что он сейчас здесь, со мной, лишь потому, что я для него продолжаю оставаться недоступной женщиной. И только запрет рождает в нём интерес ко мне. А эта встреча всего лишь простая случайность. Вечер, когда он захотел напиться и снять какую-то девицу, и на его пути встала я. Очень удобно.

Сжимаю губы, чувствуя, как возбуждение потихоньку гаснет. Температура тела почти возвращается в норму. Мозг принимается за работу.

Хочется ответить правдиво. Что у Сабурова нет оснований сомневаться в своей жене. Но раскрывать перед Якубом карты и объяснять всё никакого желания нет. По-прежнему.

– Может, мы так разбавляем свою сексуальную жизнь, – склоняю голову набок, лукаво смотря на него. Повторяя его ухмылку.

Он лапает меня. Изучает тело под тонкой материей платья. Из белья на мне только трусики. Наряд не предусматривал бюстгальтера, а грудь позволяла не надевать его.

Легко касается соска под платьем. Мои глаза увеличиваются в размерах, почти как у персонажа аниме. А он продолжает будто невзначай поглаживать предательски отзывчивую плоть. Отчего волосы на голове шевелятся. Дыхание сбивается. Мысли путаются.

– Позволяя тереться о незнакомых парней? – тёмная бровь изгибается, придавая саркастичное выражение его лицу.

Не пойму, что творится в его голове. Какие мысли в этой черепной коробке могут генерироваться.

– Почему нет? – иду ва-банк. – Он молодой и симпатичный.

Несу пьяный бред. Пусть думает, что я самая падшая женщина на планете. И вообще, шёл бы он… туда, откуда появился.

Якуб проводит большим пальцем по моей скуле. Это прикосновение оказывается чувствительным и нежным. Странным трепетом отдаваясь в моём теле.

– Потому, Пирожок.

Наклоняется ниже ко мне, почти касаясь носом моего носа. Смотрит пристально в глаза.

Не сомневалась, что вот-вот он меня поцелует. Приоткрываю призывно рот.

Обида восстаёт во мне. А желание её подавляет. Мне хочется ещё разок ощутить на себе всю силу его интереса. Пока ему неизвестно, кто я на самом деле. Ведь потом может оказаться, что простая девочка Аня для него ничего не значит. В отличие от жены врага, связь с которой разогревала его кровь.

Но вместо того, чтобы поцеловать, он отстраняется, хватает запястье и возобновляет прежний маршрут. Ничего не понимаю. Снова лестница. Мы спускаемся теперь на первый этаж. К чёрному выходу.

К моему удивлению, тут же натыкаемся на знакомые мне лица. Охрана Сабурова. Мужчины мгновенно встают в боевую стойку. Но у Якуба словно иные планы, и всё идёт по накатанной.

– Отвезите её домой. И следите за ней лучше, – пихает меня в их сторону, обращаясь к бодигардам.

Меня будто обухом по голове ударяют. Хочется обернуться, взглянуть на него. Но понимаю, что похожа на побитую собачонку. Сдерживаю себя, гордо задирая подбородок выше. Ступаю по направлению к месту парковки.

Охрана, конечно, передала Серафиме, кто ступил на их территорию. Сестра рвала и метала. А я тихо упивалась болью и отчаянием.

– Если это животное ещё раз подойдёт к тебе, – злилась сестрица, рассекая мою спальню в ночной сорочке, которая уже не скрывала округлившийся животик, – я убью его своими руками.

Сжалась на постели, приняв позу эмбриона. Стараясь не реветь от разочарования. Горького, как лекарство.

– Не надо, Спичка, – шепчу под нос, – в Уголовный кодекс ввели статью за жестокое обращение с животными.

Сестра унялась, лишь когда её выкрал из моей спальни муж. Как всегда, без лишних слов.